Звездочет. Работа на холоде - Марина Барбышева

Он был раздавлен и растерян. Он больше не понимал, зачем он?

— Перестань, Андрей. — Марат взял его за плечо. — Вставай. Пойдем, я тебя провожу. Тебе надо поспать.

— Нет! — оттолкнул его Андрей, уронив руку. Рука ударилась о ножку стула и так и осталась висеть, словно это была не его рука, а какой-то неживой, ненужный предмет. Он вдруг вскинул на Сергея глаза: — Ее арестовали… И что будет с ней! Что? Вы мне можете это сказать, господин инспектор… или кто вы там…

— Нет, Андрей, не могу. — Сергей чувствовал, как помимо своей воли пропитывается чужим горем, а ему этого не хотелось. — Ладно, Андрей. Держись. Ну не убили же ее, наконец! Я постараюсь помочь. А ты приди в себя. И жди.

Нацарапав на салфетке номер телефона, он сунул ее Андрею в карман расстегнутой мятой рубахи и решительно поднялся. Больше говорить было не о чем.

— Все тут друг друга сожрем! Гады! Уроды! — взревел Андрей, повиснув у Марата на плече.

Бар они покинули вместе. Постояли в коридоре разрозненной троицей. После разошлись в разные стороны.

Было поздно. Сергей спешил встретиться с Анной. Марат спешил избавиться от Андрея, невменяемого и плачущего. Он тащил его в номер, чтобы уложить спать. Андрей никуда не спешил. Он рухнул на постель и сразу отключился.

Дневной свет скупо пробивался в узкие щели жалюзи. В воздухе уверенно присутствовал тяжкий дух выпитого накануне спиртного. Затихший, как после спавшего гриппозного жара, на кровати лежал Андрей. Он всю ночь метался в муках тяжелейшего перепоя, а теперь его добивало похмелье. Сначала его рвало, потом рвало еще сильнее, потом выворачивало густой желтой пеной, а потом были просто пустые рвотные спазмы на карачках над унитазом.

Приподнять голову он смог только после полудня. В глазах плыла и колыхалась застоявшаяся муть, в желудке тоже мутило, несмотря на ночную рвоту, очистившую его до пустоты.

Андрей сел в кровати и замер на пару минут, чтобы в голове устоялось.

Прикроватная тумбочка почему-то была забита вещами Эльзы. И вообще в этом номере все было, как в номере Эльзы. «Странно, — подумал Андрей. — А вчера здесь все было, как у меня». Но это непонятное обстоятельство даже порадовало Андрея, если то, что он испытал, в принципе можно было назвать радостью, однако, на фоне всего остального… «как кстати радость в этот час…»

Порывшись в вещах Эльзы, он выудил из пакета коробку с лекарствами. Алка-зельцер он не нашел. Зато было пол-упаковки аспирина-упса.

Пересыпав таблетки в высокий стакан с водой, который кто-то вчера предусмотрительно оставил для него на тумбочке (он точно не знал, кто), Андрей уставился на взвившуюся пузырьками воду в ожидании, когда аспирин растворится. Из стакана вылетали мельчайшие брызги, падая на салфетку, на которой стоял стакан. Обыкновенная бумажная салфетка. И вдруг Андрея осенило… Он схватил сотовый телефон и бросился судорожно выворачивать карманы одежды, которая валялась кучей несвежего тряпья у него под ногами. Вот она! Салфетка с номером инспектора, которую тот сунул ему вчера в баре.

Утро застало Сергея врасплох. Ему казалось, что он только лег. Ночь пролетела на одном дыхании. Но спать больше не хотелось, тем более что снова предстоял насыщенный делами и событиями день. Сергей поднялся и отправился в душ. Он любил утренний душ, особенно после Афгана, где ему приходилось неделями обходиться без воды, не менять одежды… Это в конце концов перестало его угнетать.

Анна бессовестно спала, так, будто у нее выходной. Он не стал тревожить ее. Вполне возможно, что следующей ночью им вообще не придется сомкнуть глаз.

Осторожно натянув ей на плечи сбившееся одеяло, он тихо вышел из номера.

От мотеля до города он добрался на такси. Попросив водителя остановиться за два квартала до нужного ему дома, Сергей с удовольствием прошелся пешком, по пути выпив кофе в открытом кафе.

Условным звонком позвонив в квартиру Квятковского, он почувствовал легкую неприязнь. Почему-то на уровне подсознания Квятковский ему не нравился. Дверь открыл сам хозяин в несерьезном для резидента цветастом кухонном фартуке. Его нездоровое отечное лицо ничего не выражало, однако при виде Сергея он приосанился и машинально поправил редкую прядь волос на лысеющей голове.

— Здравствуйте. Как раз к завтраку подоспели, — фальшиво улыбнулся Квятковский, проводя гостя на кухню. — Как насчет позднего завтрака?

— Нормально, — кивнул Сергей.

В кастрюле бурно кипели макароны. Резидент перемешал их специальными щипцами и вынул из холодильника большой жбан сыра.

— Вам с пармезаном? — услужливо уточнил он, ловко шинкуя луковицу.

— Да без разницы… Давайте с пармезаном.

Сергей потянул носом, учуяв потрясающий запах жарящегося лука со специями.

— Скажите, а вам кто конкретно давал задание? — спросил Квятковский, пассеруя лук в сковороде. Спросил как бы между прочим. Будто бы вел светскую беседу. — Какой уровень? Управление? Или выше?

— Выше. А что? — осторожно ответил Сергей.

— Да так… — Квятковский поставил на стол дымящееся блюдо с пастой. — Значит, плохо мое дело. Я эту кухню насквозь изучил. Запрут теперь куда-нибудь… в Белоруссию… Конечно, моя вина, нельзя было ячейку на Шёманна замыкать. Но я его лично вербовал. Я на него ставил!.. И тут за неделю все посыпалось. Когда его зацепили?.. На чем?.. Не могу понять. Хотя, может, и понимать нечего.

У Сергея зазвонил мобильный, прервав лопотание резидента.

— Алле?

— Инспектор?.. Это Андрей…

— Ты протрезвел? Или как?

— Да. Извините… Нам надо встретиться. У меня есть информация о Лизе. Но не по телефону.

— И где?

— Давайте в «Ротонде». Знаете, где это? Там еще скверик.

— Знаю. Когда?

— Через час можете?

— Могу. — Сергей убрал телефон и сообщил Квятковскому, с сожалением посмотрев на разложенные по тарелкам макароны: — Я отъеду ненадолго.

— Поешьте, это же две минуты, потом пойдете… — Квятковский расстроенно покачал головой и вздохнул, будто не понимая, как это можно уйти от такой вкусной аппетитной еды. Он бы ни за что не ушел.

Однако было ясно, что он хотел поговорить.

— Ничего. На месте перекушу. Волк должен быть голодный.

Схватив с разделочной доски оставшийся кусочек сыра, Сергей покинул гостеприимный дом резидента.

Квятковский присел к столу, накрыл колени клетчатой льняной салфеткой, в тон скатерти и занавескам, и непроизвольно задумался. Ему не понравилось слово «волк».

А в этом молодом человеке ему чудилось что-то волчье. Но рядом с ним Павел Филиппович самому себе представлялся отнюдь не охотником, а загнанной жертвой, у которой глаза по бокам. Его вот-вот загрызут, а он услужливо предлагает макароны с сыром и луком.