Переводы с языка дельфинов - Юлия Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В десять часов обход, врач посмотрит, тогда и пойдете, если все нормально, — ответила медсестра.
— Но сейчас только семь. Он голодный, опять начнет орать, — расстроилась Алина.
— Спуститесь в столовую, там завтрак через полчаса.
Алина было обрадовалась, но, узнав, что на завтрак дают обычно молочные каши, снова приуныла. Вова уже начал проявлять признаки беспокойства, и надо было что-то решать. В итоге она договорилась с медсестрой, чтобы та передала врачу расписку, в которой Алина обязалась прийти на осмотр сегодня днем или завтра — как позволит состояние сына. И они с Вовой наконец покинули это жуткое для обоих заведение.
В этот же день вернуться в больницу на осмотр не получилось. Вова, оказавшись в знакомой обстановке, успокоился, хорошо ел, после обеда крепко уснул. Алина не решилась его будить и, позвонив в больницу, договорилась об осмотре назавтра.
Семен встретил жену с ребенком настороженно, ждал скандала, упреков. Однако Алина, на удивление, была спокойна. Мог ли он подозревать, что у Алины появилась тайна и что она решила для себя важное: Семен ей больше ничего не был должен.
На следующий день она поехала с Вовой в больницу. У ворот он насторожился: узнал место, где ему было плохо и больно. Начал упираться. Алина взяла сына на руки, он вцепился ей в волосы, но ей не впервой было терпеть боль, которую он ей невольно причинял. Внесла сына в приемный покой и опустила на пол. Вова, прихрамывая, кинулся к выходу. Алина перехватила его, спросила у сестры, как пройти на послеоперационный осмотр. Ей указали. Алина снова взяла Вову на руки, пошла к кабинету и села на кушетку, ожидая своей очереди.
Народу возле смотрового кабинета было немного: пожилой мужчина с перевязанной рукой, женщина с забинтованной лодыжкой, парнишка в инвалидной коляске, страдающий ДЦП, с сопровождающей его женщиной.
Алина скользнула взглядом по парню в коляске: из-под длинных рукавов выглядывала повязка на обеих руках, от кистей и выше. Это сразу наводило на определенные мысли: подросток, видимо, резал вены. Женщина, привезшая его сюда, явно была его матерью: такие же огромные грустные карие глаза, такое же скорбное выражение лица, прямые жесткие волосы.
Из кабинета выглянул врач, посмотрел, кто ждет приема, одобрительно кивнул, увидев Алину с Вовой, и сказал матери мальчика в коляске:
— Светлана Сергеевна, здравствуйте. Кирилла завозите, мы с ним наедине побеседуем, хорошо?
— Да, конечно, — тихо сказала женщина и ввезла коляску в кабинет. Выйдя, аккуратно прикрыла за собой дверь. Села рядом с Алиной, минутку помолчала и вдруг спросила, кивнув на Вову:
— Аутенок?
Алина чуть со стула не упала! Вот это да, неужели есть кто-то, кто может так сразу это увидеть? А Вова-то сегодня вообще ведет себя примерно, можно сказать! Ну поревел немного, когда шли к кабинету, но сидит на стуле спокойно, методично расстегивая и застегивая пуговицы на куртке: сверху вниз, потом на рукавах, потом в обратном порядке. Алина помолчала мгновение, не зная, как вести себя с этой незнакомкой. Но она опередила:
— Да вы не подумайте чего, я с пониманием. Этого не нужно стесняться. Дети, они и есть дети, все равно родные и любимые, хоть с аутизмом, хоть с ДЦП.
Алина кивнула и сказала:
— Жаль только, что это понимают только матери таких детей. Остальным очень трудно воспринимать их равными членами общества. Дети наши другие, но такие же люди…
— Именно так! У нас тоже самая большая проблема — не болезнь Кирилла, а отношение других людей к нему. Меня Светланой зовут, — представилась женщина, Алина назвала свое имя.
— Что у вас случилось? — спросила Алина.
— Родовая травма, сейчас уже концов не найти, но мальчик навсегда прикован к коляске. Как он страдает, кто бы знал. — Светлана помолчала, грустно покачав головой. — Учимся дома, хотя он мог бы посещать обычный класс, но мы перешли на домашнее обучение из-за того, что дети, да даже взрослые, не могут относиться к нему спокойно. Как бы мне хотелось, чтобы с ним общались, как с обычным парнем! Он ведь совсем нормальный, понимаете? Только тело искалеченное, и кое-какие нервные дела у нас проявляются, но все это нестрашно. Умеет и хочет общаться, приветливый, добрый… Сейчас спасает только интернет, он хоть там общается с другими людьми. Вижу, что иногда привирает о себе, мол, здоровый… Но не запрещаю, пусть живет в своем мире, если хотя бы это его спасает.
— А здесь почему? — Алина, правда, сделала свои выводы, как выяснилось верные.
— Да, вскрыл вены, дурачок такой! Слава богу, рука дрогнула, хотя хотел, говорит, чтобы насмерть. С девочкой переписывался, она настаивала на встрече, он долго ее обманывал, все проверял, спрашивал: «А если не понравлюсь? А если я болею?» Она ему говорила, что ей это неважно, лишь бы человек был хороший и умный. А Кирюша у меня очень начитанный, эрудированный. В общем, потом признался, что инвалид. Тут она и пропала. Ну, он вот что с собой сделал… — На глазах Светланы навернулись слезы. В этот момент Кирилла вывезли из кабинета и вызвали женщину с больной лодыжкой.
Заметив, что мама беседовала с Алиной, Кирилл вежливо поздоровался с ней и спросил:
— Что с вашим малышом случилось?
Алина улыбнулась парню, объяснила вкратце и добавила:
— А знаете, приходите как-нибудь к нам в гости! Не обещаю, что Вова сможет с тобой пообщаться, он у нас молчун, но мы бы отлично посидели за столом, попили бы чаю. Придете? — обратилась она к Светлане.
— Были бы очень рады, конечно. Общения нам не хватает, это правда. Вот если бы Кирюша мог хотя бы гулять во дворе…
— Лучше умереть, — вдруг угрюмо сказал мальчик.
— Ну почему же? — воскликнула Алина. — Ты давай выброси эти мысли из головы! Мало ли кто там тебя не понимает, ты должен жить ради себя самого. Ты такой же человек, как и другие, в чем-то даже лучше! Смотри, тебе весь мир открыт, ты все понимаешь, можешь контролировать себя, читать и работать на компьютере. Это реальные возможности. Даже относительно состояния моего ребенка — я могу только мечтать о таком! Понимаешь, о чем я?
Кирилл смутился, но только еще больше насупился. Светлана улыбнулась Алине, они обменялись телефонами и расстались — Алину вызвали в кабинет.
Осмотр прошел довольно спокойно. Вова, конечно, орал, не без этого, но ему очень понравился стетоскоп на груди у врача — на него попадал солнечный луч, и блеск Вову просто заворожил. Он замолкал и очарованно разглядывал стетоскоп, поглаживал его прохладную гладкую поверхность. Потом снова начинал кричать, не в силах совладать со страхом, и опять подавлял крик, поглаживал стетоскоп — ему, видимо, было приятно это касание.
Алина не представляла, как теперь оторвать Вовку от этого стетоскопа, но вопрос решился сам собой, врачу нужно было спуститься вниз, и всю дорогу Вова бережно нес чудо-игрушку, не отрывая взгляда от играющих на поверхности бликов. Алине пришлось, конечно, буквально вырвать игрушку из его рук и отдать врачу и, пока истерика не достигла штормового пика, выскочить из больницы.