Следы на мосту. Тело в силосной башне - Рональд Нокс

– Ла-Манш? Континент? Но уверяю вас, я не покидал пределов Англии с Рождества. Честное слово, мистер Бридон.

– Разумеется, к вам это не имеет никакого отношения. Кроме того, что, по-видимому, кто-то позаимствовал ваше вымышленное имя. Вряд ли мы можем говорить о том, что этот кто-то выдавал себя за вас, хотя, конечно, вы вправе толковать сей демарш как нарушение авторского права. Правда, на вашем месте я бы больше не использовал этот псевдоним, поскольку человек, который его у вас одолжил, надо думать, скоро окажется в руках полиции.

– Это все прекрасно, – заметил Лейланд, – но у этого человека, конечно же, хватило здравого смысла взять свежий псевдоним, как только он оказался на том берегу. Зачем цепляться за старое имя, когда можно в любой момент изобрести новое?

– Может, и так. Но он, преследуя вполне определенные цели, положил столько сил, чтобы его считали Люком Уоллесом, что у меня есть все основания предполагать, что он все-таки за него уцепится. Видите ли, он думает, что этот маскарад направит нас на ложный след.

– А настоящее его имя?

– Разумеется, Дерек Бертел.

Не успел никто среагировать на эту информацию, как вошла Анджела.

– Франция, Бельгия, – сказала она. – Приличный путь вверх по реке, возле Дичем-Мартина, сразу после завтрака. Да, снимали друг друга, причем каждый сделал по три снимка – идея Дерека.

– Все сходится, – кивнул Бридон. – Лейланд, думаю, вы можете вернуть Найджелу его штаны. Однако сейчас он нам не нужен, поскольку, боюсь, мне придется произносить его имя всуе.

– Дерек Бертел! – воскликнул потрясенный Лейланд. – И давно вы догадались?

– Только вчера. А додумал все сегодня утром. Но, конечно, мы могли бы и понять, что все это нагромождение тайн его рук дело. Или кого-то его поля ягоды.

– Какого поля? Какой ягоды?

– Наркомана. Если присмотреться, эта история все время ставила перед нами неразрешимые загадки, поскольку налицо были все признаки невероятной изобретательности, а стройная схема все-таки не выстраивалась. Мы не делали ложных выводов, как явно было задумано. Мы вообще не могли прийти ни к каким выводам. Все отдавало какой-то фантастикой, как во сне. А все потому, что это в самом деле был сон – опийный сон, только перенесенный в реальную жизнь.

Дерек, насколько нам известно, не обладал богатым воображением. Но он в изрядных количествах принимал эту бурду. А если что-то точно и известно относительно эффекта, производимого наркотиками, так это то, что они превращают людей в перворазрядных врунов. Сам по себе Дерек был слишком глуп, чтобы врать, по крайней мере врать по-умному. Но наркотики придали ему способностей. Говорят, каждый может рассказать замечательную историю, и Дерек ее рассказал, только не написал, а сыграл. Не думаю, что она могла сложиться в его воображении сама собой, если бы не предстала ему в момент экзальтации, когда наркоман все видит ясно и без усилий плывет по волнам воображения. Ну, как «Кубла-хан»[32]. Однако на сей раз никакой человек из Порлока не помешал, и сон был претворен в жизнь. Костяк истории представлял собой великолепный мошеннический трюк; детали же были продуманы небрежно, поскольку, занимаясь организационными вопросами, Дерек наркотики не принимал.

Он ненавидел своего кузена. Мы это знаем и знаем также почему. Однако его ненависть получила какую-то нравственную подкладку. Дерек, видите ли, был убежден, что его кузен почти что убийца, поскольку виновен в смерти той женщины. Он не собирался убивать Найджела; он хотел лишь, чтобы Найджела казнили по законам нашей страны. Но поскольку его нельзя было приговорить к смертной казни за убийство, которое он совершил, нужно было сделать так, чтобы его приговорили за убийство, которого он не совершал. Его должны были казнить за убийство Дерека, а Дерек должен был исчезнуть, причем так, чтобы все были уверены, что его убили.

– Секундочку, Майлз, – прервала Анджела. – Неужели Дерек собирался плюнуть на свои пятьдесят тысяч? Ведь если бы Найджела повесили, наследство-то тю-тю.

– Я считаю, Дерек подложил себе сразу две подушки. Если Найджела повесят – прекрасно, месть слаще любого наследства. Но если он выходит сухим из воды, в ход идет другой план: Найджел вступает в права наследства, Дерек налаживает с ним связь, и они делят авуары. Эту часть плана Дерек изложил кузену полностью, а вот в остальном держал его в неведении. Я думаю, старший Бертел и помыслить не мог, что у Найджела хватит духу рассказать то, что он рассказал нам вчера утром, а если и хватит, то ему просто никто не поверит. Все решат, что он выдумал весь этот сговор, спасая свою шкуру. Мне кажется, вы так и решили, Лейланд.

– Я все еще жду, что мне объяснят, почему я должен был решить иначе.

– Потому что мистер Люк Уоллес побывал в Уитни. До этого мы еще дойдем. А пока я прошу вас просто поверить, что рассказ Найджела о его приключениях в воскресенье и в понедельник – чистая правда. Не рассказал он нам того, чего не знает сам.

Перед Дереком стояла одна проблема: он не хотел совершать самоубийство не столько даже потому, что дорожил своей жизнью, сколько потому, что не хотел оставлять наследство Найджелу. Поэтому ему – при помощи Найджела – нужно было сделать так, чтобы все решили, что он умер, а потом, уже без помощи Найджела, сделать так, чтобы все решили, что его убили. Как он справился с задачей номер один, Найджел нам уже рассказал. Дерек нашел не слишком оригинальное решение; полагаю, придумал его в нормальном состоянии. Бросить лодку, исчезнуть, залечь на дно, пока тебя не объявят умершим, и потом начать все сначала где-нибудь в колонии, взяв новое имя, – довольно грубая схема, причем сотня случайностей может сорвать весь ваш план. Но вторую задачу – сделать так, чтобы все решили, что его убили, он в целом выполнил блестяще; за изобретательность я ставлю Дереку Бертелу пятерку. Это в самом деле был его «Кубла-хан». Скажите, Лейланд, почему мы с вами до сих пор считали, что это убийство?

– Потому что нам представлялось несомненным, что на шлюзе, когда Берджес уже не мог видеть лодку, кроме Дерека был еще кто-то.

– Именно. А какие мы имеем доказательства того, что кроме Дерека Бертела там был кто-то еще?

– Фотографию, точнее, две. Можно, конечно, снять собственные следы. Но невозможно сфотографировать собственное тело, растянувшееся в каноэ. И не говорите мне, что он что-то такое смастерил из веревочек, все равно не поверю.