Книга IV: Алый Завет - Михаил Злобин

И все же, вскоре стало понятно, что опыт Имисаля постепенно начинает брать верх над жаркой жаждой мести Кавима. Первым предвестником поражения моего спутника стал сломавшийся клинок. Куда более широкая сабля дяди ударила ему под самый эфес, и сталь, зажатая в руках племянника, не выдержала. С пронзительным звоном лезвие взвилось в воздух, кувыркаясь и вращаясь, а затем глухо шлепнулось куда-то на толстый ворс расстеленных ковров.

— Ты говоришь, что бьешься за истину, — не преминул воспользоваться случаем старый аристократ, — но Нальмунаши не сделал твою руку тверже. Просто задумайся над этим…

Стиснув зубы и зарычав, Кавим отшвырнул сломанное оружие и усилил натиск, хотя секундой ранее казалось, что он и так выжимает себя до последней капли. Имисаль ушел в глухую оборону, азартно растянув губы в улыбке, и я кристально ясно осознал, что он просто подгадывает момент для атаки, которая положит конец их поединку.

Нет, так дело не пойдет. Мой спутник явно слишком увлекся и перестал трезво оценивать ситуацию. А потому его проигрыш становится вопросом ближайших секунд. Похоже, пора мне помочь свершиться божественному правосудию, иначе я лишусь одного из своих самых верных людей…

Естественно, призвать здесь крылья и не обратить при этом на себя всеобщее внимание у меня не было ни единого шанса. Как и скрытно от амира попытаться покинуть обеденный зал. А без них я уже не имел возможности хоть сколь-нибудь значимым образом навредить пожилому Грандмастеру. Единственное, что мне оставалось доступно, это хлестать Имисаля по глазам воздушными жгутами, надеясь, что тот пропустит один из выпадов племянника. Но ведь Эль Муджах тоже не дурак, и быстро поймет, что кто-то таким образом вмешивается в поединок. А потому, мне надлежало сделать все так, чтобы мой первый ход стал сразу же и последним…

Украдкой сунув руку под свой разодранный халат, я извлек оттуда несколько колючих семян степной лещины, которые собрал с шерсти своего верблюда еще на подходах к Хундуду. Это были крохотные плоды того самого весьма коварного и опасного в периоды цветения кустарника, которые становились причиной падения целых табунов. Они имели крайне маленький размер, едва ли больше песчинки, а благодаря широким твердоватым шипам, расположенным со всех сторон, ветер легко мог носить их по степи.

При попадании в дыхательные пути эти семечки провоцировали внутренние кровотечения, вызывая кровавый кашель. И без оперативного вмешательства целителя неосторожный путник оказывался обречен в четырех из десятка случаев. По сути, можно сказать, что каждый второй такой куст в степи являл собой надгробие, прорастая из останков своей жертвы. Чужая плоть и кровь становилась удобрением для кровожадного растения, а потому никто из опытных странников не рисковал соваться в степи, предварительно не замотав тканью свое лицо и морду скакуна.

Легко подхватив пару семян тончайшими нитями Искры, я понес их прямо к сражающимся Грандмастерам. Имисаль к тому времени устал уже ждать промашки своего оппонента, а потому сам перешел в нападение, легко продавливая сопротивление Кавима и заставляя его пятиться. Мой спутник, лишившись второго оружия, потерял свое главное преимущество, а потому не мог дать дяде достойного отпора. Еще немного, и их поединок завершится…

Глава Эль Муджах сделал очередной молниеносный выпад, подловив племянника. И Кавиму пришлось изогнуться ивовым прутом, чтобы избежать встречи с чужим клинком. Южанин не удержался на ногах, упав на лопатки, и противник сразу же метнулся к нему, намереваясь пришпилить соперника к толстому ковру. И именно в этот момент я толкнул Искрой парящие в воздухе семечки в сторону наступающего аристократа.

Колючие пылинки угодили Имисалю аккурат в оба глаза, и Грандмастер недоуменно моргнул, пытаясь прогнать ощущение инородного тела под веками. Это принесло всего лишь жалкую долю секунды промедления, но ее хватило Кавиму, чтобы откатиться в сторону и, защищаясь от напирающего врага, выставить свою саблю.

Пожилой Эль Муджах мимолетно мазнул рукавом по лицу, в тщетном стремлении смахнуть угодившие ему в очи пылинки, но сделал себе только хуже. Свидетели этого яростного поединка разразились шумными возгласами, суеверно складывая ладони в оберегающих жестах. По крайней мере те из них, кто заметил, что у старого Имисаля без какой-либо видимой причины из глаз потекли кровавые слезы.

Частично ослепленный Грандмастер, не видя всего своего окружения сквозь багряную пелену, попытался отступить, но тут уже Кавим не дал ему такой возможности. Всего один стремительный замах, и шея Имисаля раскрылась, подобно второму рту. Ярко-алая кровь из горла дяди ударила фонтаном, попадая на его племянника и дорогие ковры амира. Пожилой аристократ тут же рухнул на пол, сраженный не только сталью, но и энергией Искры моего соратника, и только мощная рубиновая струя, хлещущая из распоротого горла, давала понять, что сердце старика еще бьется.

В зале воцарилась тишина, сквозь которую отчетливо были слышны судорожные хрипы поверженного Грандмастера и надсадное дыхание возвышающегося над его телом победителя. Кавим неверящим взглядом посмотрел на свой обагрённый клинок, по которому медленно плясали кипящие капельки чужой крови, а затем резко развернулся и посмотрел мне в глаза.

— Я сделал это… — прочитал я по губам Эль Муджаха.

— Ты сделал, — шепотом подтвердил я. — Правда всегда была на твоей стороне, мой друг.

Победа Кавима, которая по мнению большинства аристократов состоялась вопреки всякому здравому смыслу, а значит, имела какое-то божественное вмешательство, сильно всколыхнула высокое общество. Даже амир произнес короткую речь и признался, что ему с небес было дано откровение, благодаря которому он и узнал о подлости покойного главы Эль Муджаха. И сие стало последней каплей, которая окончательно поменяла мнение шахирцев о произошедшем. Южане, обсуждая кровавые слезы Имисаля, нашли даже какие-то параллели в своих священных текстах, называя это карой Нальмунаши.

Собственно, поставленную перед собой задачу на этом я считал выполненной, а следовательно, меня ничего более не задерживало в султанате. Я дал знак Асталу и мы двинулись к выходу, намереваясь вновь пересечь пустыню и степи не останавливаясь в Зинате для отдыха. Правитель Фатир не посмел нас задерживать, поскольку считал прислужниками каких-то высших сил, но вот Кавим к нашему уходу отнесся весьма болезненно.

Он нагнал нас, покинув трапезную, и не собирался никуда отпускать. А потом и вовсе вознамерился отправиться в Исхирос с нами. Поэтому мне пришлось немного надавить на него, воззвав к его долгу перед своим родом. Как я и ожидал, отмахнуться от такого аргумента Грандмастер не смог. Теперь ему предстояло снова привыкать к жизни аристократа, а заодно и тащить нелегкое бремя главы Эль Муджах.

Прощание получилось несколько скомканным, потому что Кавим все еще пребывал в легкой прострации от событий сегодняшнего дня. Месть свершилась, общество сняло с него презренное клеймо, амир ему благоволит, но на душе южанина, почему-то, оставалось все так же тягостно и пасмурно, как и все годы до этого.