Колокольчиковый колодец - Любовь Рыжкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нонна Яковлевна приходила домой уставшая и раздраженная. Леонид Семенович, совершенно не знакомый со спецификой работы на «Скорой помощи», выглядел буквально измочаленным. Надо отдать ему должное – он очень старался, чем заслужил себе добрую репутацию.
Дети были предоставлены сами себе, и того строгого контроля, к какому они привыкли с первого класса, уже не было. Мальчишки разболтались, стали плохо учиться, уже пробовали курить и вскоре окончательно распоясались. Для Нонны Яковлевны это было страшнее всего, но ничего изменить она не могла, потому что с утра до вечера пропадала на работе. А денег на няню или горничную взять было неоткуда. Все это напоминало ей мышеловку, тупик, откуда выхода, казалось, не было.
Она ненавидела мужа все больше и больше, и во всех бедах, конечно, винила его одного.
– У меня порвались последние башмаки, – кричала она ему, – мне завтра не в чем идти на работу.
– Ну и что? – спокойно отвечал он, – а у меня завтра нет денег даже на обед.
– Возьмешь супчик в баночке, – язвительно говорила она ему в ответ.
Вскоре у Нонны Яковлевны появилась мечта. Она стала задумываться об отъезде за рубеж. Но муж думал иначе, и уезжать он никуда не собирался. Он прекрасно понимал, что нечего мотаться по свету, и куда бы он ни приехал, таких, как он, много, и потому нужно устраиваться здесь.
Леонид Семенович не сомневался, что ему повезет.
– Свои люди найдутся везде, – говорил он.
– Что же не находятся? – продолжала язвить жена, – пока тебе только за взятку предлагали хорошее место.
– Ничего, я подожду, – отвечал он, – мое время еще придет.
– А я ждать не хочу, – заявила Нонна Яковлевна. И после этого она стала думать об отъезде уже всерьез. Она стала ходить на специальные занятия, записалась на языковые курсы и посещала клуб, где собирались такие же бедолаги, как она.
И Нонна Яковлевна действительно уехала, разведясь с мужем и забрав детей с собой.
Леонид Семенович не возражал. Во-первых, он думал, что жена одумается. А во-вторых, за годы совместной жизни она ему тоже так осточертела, что большой потери от ее отъезда он не ощущал. Их брак всегда был скорее хорошей сделкой, чем настоящим супружеством, основанном на любви и взаимопонимании.
Одно не давало Струпьеву покоя – дети. Расставаясь с ними, он искренне горевал.
Однако после отъезда Нонны Яковлевны Леонид Семенович повеселел и даже округлился. Тут ему неожиданно подвернулась хорошая работа – врачом-диагностом в стабильной компании «Мнемозина».
Супруги Жадовские, возглавлявшие компанию, предложили ему неплохой оклад и все необходимые социальные гарантии – оплачиваемый больничный, отпуск и так далее. Леонид Семенович согласился, и дело пошло довольно успешно.
Однако, после того, как произошла известная уже история с хозяином фирмы Борисом Ефимовичем Жадовским, ситуация изменилась коренным образом. Теперь Леониду Семеновичу пришлось иметь дело с одной только Людмилой Львовной, супругой Бориса Ефимовича, поскольку тот угодил в клинику, и кажется, надолго.
– Вы не представляете, как мне тяжело, – жаловалась ему Людмила Львовна, – даже рассказать об этом некому.
– Вы можете рассчитывать на меня, – сердечно отвечал ей Леонид Семенович, – можете даже считать меня своим семейным доктором.
Как ни странно, они сработались, более того, они даже подружились. Вскоре Леонид Семенович смекнул, что неплохо было бы ему и вовсе оказаться на месте Бориса Ефимовича, да и Людмила Львовна, кажется, ничего против этого не имела.
И у них начался роман.
Вскоре многие заметили, как неожиданно расцвела и похорошела Людмила Львовна.
– Что-то тут не так, – говорили одни.
– Наоборот, тут все шито белыми нитками, – говорили другие.
– Или черными, – добавляли третьи.
Весь день стояла страшная духота, по этой причине окна в доме Ромашиных были распахнуты. Прохладный ночной воздух заполнял комнаты. В доме все крепко спали.
Вечером на семейном совете было решено, что Женя и Лиза отправятся выполнять свое важное задание завтра рано утром.
Женя, как ни странно, спала безмятежно, раскинувшись на широкой двуспальной кровати. Она утомилась за день, и казалось, ничто не могло помешать ее здоровому сну отроковицы.
В это время в ее комнату влетела Золотая Стрекоза Злата. Она уселась Жене на руку и спокойно сказала:
– Доброй тебе ночи, Женя.
– Доброй ночи, Злата, – обрадовано ответила девочка, – как ты меня нашла?
– О, это легко. Я была на твоей даче, и мне подсказали Светлячки, где находится твой дом, – сказала Злата.
– А я сейчас сплю? – спросила девочка.
– Конечно, спишь, но это дела не меняет.
– Какого дела? – снова спросила Женя.
– Как какого? Ты получила знак?
– Думаю, да. У нас в саду расцвел куст роз, который замерз нынешней зимой, и мы думали, что он погиб, а сегодня я увидела, что на нем три розы, – с восхищением сказала Женя.
– Так чего же ты медлишь? – задала ей вопрос Золотая Стрекоза Злата.
– Сейчас ведь ночь, – удивилась девочка.
– Ну и что?
– И мы ведь спим, – сказала Женя.
– Но разве это помеха для путешествия в Волшебную Страну?
– Как странно, – сказала она.
– Ничего странного. Пора, Женя, пора. Торопись, – и Золотая Стрекоза Злата легонько коснулась ее руки свои прозрачным крылышком. Этого оказалось достаточно, чтобы девочка почувствовала себя бодрой и выспавшейся.
– Хорошо, я только возьму с собой Лизу, – сказала она.
И она хотела уж, было, позвать Кошку, но та и сама, услышав шум, уже шла из родительской спальни. Очень часто она спала в их комнате. Лиза выглядела бодрой, словно сейчас был самый обыкновенный день, а не глубокая ночь.
– Здравствуйте, уважаемая Золотая Стрекоза Злата, – сказала она, – я много слышала о вас, и теперь рада с вами познакомиться.
Золотая Стрекоза Злата, смутившись от такого теплого приема, тихо зашелестела крылышками в знак приветствия.
– Вы готовы? – спросила она.
– Готовы, – ответили Женя и Лиза.
– Тогда, девочки, в путь.
– А родители не проснутся? – забеспокоилась Женя.
– Не волнуйся, они крепко спят.
– А это не будет похоже на обман? – снова спросила Женя.
– Не будет, – успокоила ее Золотая Стрекоза Злата, – понимаешь, им так будет даже спокойнее.
– А мы до утра успеем вернуться? – поинтересовалась Лиза.