Красотка для подиума - Маша Царева

Это не так. Я бы выразилась даже более резко: красота – это клеймо, черная метка, которая мешает ее обладательнице построить конструктивные доверительные отношения с противоположным полом. Я имею в виду не скромные прелести русоволосых Аленушек, не вкрадчивое обаяние очаровательных тихонь, а яркую, усугубленную профессиональным уходом красоту, носительницей которой сама и являюсь.

Мужчины красавиц боятся, и аксиома эта проверена опытом моих приятельниц моделей. Красавицам не доверяют. Вниманию, которым они (то есть мы) всегда окружены, завидуют. Короткий экспрессивный роман с красоткой – от такого, конечно, не откажется ни один находящийся в здравом уме мужик. Он будет таскать красивую подружку по модным ресторанам и клубам, фотографироваться в ее компании для светской хроники и восторженно рассказывать истекающим слюной друзьям о ее эротических навыках. Но рано или поздно мужчине надоест, что его спутница привлекает всеобщее внимание, что у нее масса друзей и светских шапочных знакомых. Он перестанет ей доверять, и на него не подействуют логичные аргументы в пользу ее самостоятельности.

К своим восемнадцати годам я переспала с более чем тридцатью мужчинами. Кто-то решит: ну и нравы. Но каждый раз, принимая очередное позднее приглашение на кофе, я беспочвенно надеялась на то, что наконец-то и мне удалось вытянуть выигрышный билет. Многих моих подиумных подружек приводила в экстаз лишь толщина кошелька потенциального возлюбленного. Многих – но не меня. Может быть, это прозвучит смешно, но я искренне влюблялась в каждого своего любовника. Пусть однодневная, пусть даже пятиминутная, но каждый раз то была незамутненная поиском выгоды любовь.

Так уж получилось, что ни одного серьезного романа у меня не было. Втайне я немного завидовала девушкам, у которых с мужчинами все складывалось легко и, что называется, «правильно». Чьи отношения плавно катились по заведомо известной траектории – от пахнущего розами первого свидания в кафе до знакомства с родителями и торжественного дарения красноречивого кольца.

У моей любви был другой, упрощенный сценарий. Знакомство на модной вечеринке, многообещающий флирт, пару раз совместный ужин в гламурном ресторане, визит в гости, мимолетная эйфория, разочарование, новая вечеринка с многообещающим флиртом и так далее.

Кто бы знал, как хотелось мне вырваться из этого порочного круга! Но утвердиться в амплуа серьезной невесты (интим не предлагать!) мне мешал мой главный козырь. Красота.

– Когда вы впервые влюбились, Настия? – спросил Берсенев во время очередного сеанса. За несколько дней работы натурщицы я немного привыкла к вынужденной неподвижности. И даже была способна поддерживать с художником светский диалог.

– Влюбилась… – с утвердительной интонацией повторила я, невольно намекая на то, что объект моей первой никчемной любви не идет ни в какое сравнение с человеком, которым болею я в данный момент, – мне было четырнадцать.

– Ранняя ягодка, – усмехнулся он.

– А вы? – немного обиженно спросила я. Он словно поставил на мне пренебрежительное клеймо – «прожженная». Самое неприятное – он ведь был прав.

– А я… – Нахмурившись, он нанес на холст несколько размашистых штрихов. – А я еще никогда не влюблялся, Настия.

– Такого не может быть.

– Почему же?

– Вы взрослый мужчина, красивый, сильный. Вокруг вас должны виться толпы женщин. Неужели никто из них вас не впечатлил?

– А вас? – Словно мастер спорта по вербальному теннису, он ловко отбил провокационный вопрос на мою территорию.

Я нахмурилась – рядом с этим человеком я чувствовала себя чересчур ранимой для того, чтобы позволить себе излишнюю откровенность. А он смотрел на меня исподлобья и еще имел наглость улыбаться, старый стервец.

На так называемые свидания с Берсеневым я больше не надевала красивого нижнего белья. Все равно без толку. Во время живописных сеансов он смотрел на меня, как кот на свежую сметану. Но пойти дальше красноречивой перестрелки взглядами не решался – несмотря на то что у меня на лбу большими сияющими буквами было написано: бери меня! Я сдаюсь! Я давно капитулировавшая крепость!

Однажды я решилась спросить его о Еве. Мысль о том, что красивая голландка может и впрямь оказаться пассией моего Берсенева, не давала мне покоя.

Вопрос был поставлен дипломатично:

– Насколько я поняла, вы друзья?

Майкл ответил не сразу:

– А почему это вас интересует?

– Потому что… просто интересно. – Я отвела взгляд.

– Я знаю, что вы не ладите, – ухмыльнулся художник, – и зря. Ева не такая уж противная девушка. Поверьте мне, ей тоже нелегко.

– Так вы все-таки общаетесь? – У меня упало сердце.

– Крайне редко, – к моему большому удовольствию, ответил он, – в последние дни у меня очень много работы. Я едва нахожу время, чтобы рисовать вас, Настия.

Через несколько дней после этого разговора мне вдруг позвонила сама Ева. Когда она спокойным тоном вдруг ни с того ни с сего предложила пообедать вместе, я сначала не поверила своим ушам. Подумала, что меня кто-то разыгрывает – мало ли шутников? Но у Евы был характерный голос, тонкий, почти детский – такой ни с чьим не спутаешь.

– Настя, я знаю, что до этого времени мы не были подругами, – ворковала она, – но я хочу все исправить. Раз уж мы действительно будем работать вместе, нам надо помириться. Как ты считаешь?

Разве я могла ответить «нет»?

Не думайте, что я сразу растаяла и поверила ей, но мне было нестерпимо интересно узнать, что же она задумала. В чем кроется подвох. К тому же не давала покоя сверлящая мысль: а вдруг то была инициатива Берсенева? В любом случае неплохо было бы выяснить из первых рук, какие отношения связывают недолюбливающую меня топ-модель и художника, чье имя я в последнее время повторяю как волшебную мантру.

И вот пятничным вечером, разряженная в пух и прах, я вышла из такси перед домом, где жила прославленная голландка. Ева занимала двухэтажную квартиру, каждая деталь интерьера которой намекала на особенное социальное положение ее хозяйки. В квартире преобладал белый цвет. Кремовые стены, белоснежный ковер на полу, белая мебель, белые диваны и кресла, белые вазы с белыми пышными цветами. Смотрелось это роскошно. Но я и представить не могла, сколько сил должно быть затрачено на поддержание всего этого в первозданном белоснежном состоянии. Наверное, топ-модель содержит не одну уборщицу, а целый штат услужливых домработниц, которые от рассвета до заката следят, чтобы чистотой квартира походила на хирургическую операционную.

– Проходи, дорогая моя. – Ева чмокнула меня в обе щеки (вернее, она смачно поцеловала воздух возле моих щек, чтобы не испортить свой и мой макияж). – Обувь можно не снимать, завтра придет уборщица.

Я во все глаза смотрела, как она суетится, пытаясь мне угодить. Покорно подставляла щеки для поцелуев – хорошо, что у топ-моделей не бывает гадючьих ядовитых зубов. А сама думала: что бы это значило?