Красотка для подиума - Маша Царева

Мне нужен муж, – полушутя сказала я своей подруге Лизе за поздним завтраком в безлюдном кафе на Садовом кольце.

Ели креветочный салат, пили свежевыжатый сок сельдерея. Лизка прицельно стреляла глазами по сторонам – она (как, впрочем, и я) была одинока и каждый «выход в свет» – будь то покупка продуктов в супермаркете или завтрак с подружкой – воспринимала как шанс познакомиться с кем-нибудь, кто отведет ее наконец в ЗАГС. Ну или, на худой конец, купит ей очередную пару дизайнерских босоножек.

Лизка – из тех, кого глянцевые журналы называют светскими львицами. Бывшая манекенщица, заядлая, как сейчас принято говорить, тусовщица, она обладает незабываемой внешностью канонической красавицы. Но, несмотря на это, заметных успехов в модельном бизнесе ей добиться не удалось, хотя в свое время она подавала большие надежды. А сейчас… ну а сейчас она просто содержанка со стажем. И не надо криво ухмыляться – недурственная, между прочим, профессия. И весьма хорошо оплачиваемая (в отличие от моей). По крайней мере, Лизе не приходится, как мне, сдавать в элитные комиссионки старую одежду и питаться морковкой и свеклой не в целях снижения веса, а потому что на более вкусные продукты просто не хватает средств.

Лизку я знаю тысячу лет. И даже по-своему ее люблю.

– Что значит нужен муж? – Ее бежевые татуированные брови взлетели над темными очками (подозреваю, что Лизавета провела весьма бурную ночь, иначе с чего бы ей прятать синие очи за непрозрачными стеклами).

– То и значит, – вздохнула я. – Понимаешь, Лизок, я устала. Я больше не могу. Мне надоело пробиваться. Добиваться. Выбиваться. – Я сердито отодвинула прочь стакан с горьковатым соком. Этот здоровый образ жизни у меня поперек горла стоял. Больше всего на свете мне хотелось расслабиться… Заказать огромную тарелку картофеля фри – горячего, масляного. Сок заменить на темное пиво с толстенным пенным одеялом. Закурить, наконец. Но я, в отличие от Лизаветы, все еще была вынуждена зарабатывать на жизнь самостоятельно. И я все еще работала моделью.

– Знаешь, по-моему, тебе грех на жизнь жаловаться, – нахмурилась Лизка, – ты пользуешься успехом, тебя иногда снимают, у тебя постоянно кастинги…

Я знала, что к моей модельной карьере она относится с ревностью неудачницы.

– Кастинги, кастинги… Понимаешь, Лизок, устала я. Еще чуть-чуть – и сорвусь. Мне уже не по силам выдерживать этот ритм. Меня тошнит от всех этих ограничений. Курить не больше двух сигарет в день, употреблять не больше тысячи калорий в день, сжигать не меньше тысячи калорий в день… Надоело! Надоело! Мне нужен муж.

– Что-то ты, мать, разбушевалась… – растерянно протянула Лиза.

– Устала, – тихо вздохнула я, – любой бы на моем месте устал. Я знакома со столькими людьми, что не могу даже запомнить имена всех тех, кто считает меня близкой подругой. Да что там, я даже не помню имен некоторых мужчин, с которыми спала! Мои биологические часы барахлят. Каждый четверг, пятницу и субботу, ночью, я пью коньяк в клубах, вместо того чтобы отлежаться в ванне и лечь пораньше спать. Мои зубы ломит, потому что их постоянно приходится отбеливать, а это ужасно вредно. У меня гастрит и кокаиновый насморк. Я сделала пластическую операцию, и все равно на моем лбу – морщина. Я ее ненавижу! Я чувствую себя такой старой. Я – старая развалина, подбитый танк! Старуха!

Лизка изумленно смотрела на меня поверх темных очков.

В том году мне исполнилось двадцать.

Мне едва исполнилось четырнадцать лет, когда на мои глаза попалось объявление, опубликованное в одном из глянцевых журналов не последней величины. «Для участия во всероссийском конкурсе фотомоделей приглашаются девушки не старше двадцати лет и не ниже ста семидесяти пяти сантиметров». Дело было летом; мучимая томительным ничегонеделанием в загазованной, душной Москве, я решила, что вполне могу поучаствовать в этой авантюре.

Не то чтобы я мечтала стать профессиональной высокооплачиваемой красавицей. Тоже мне торговка красотою! Да я и красавицей-то себя не считала и, наверное, была права. Не знаю уж, что такое красота, но едва ли к ней можно отнести существо неопределенного пола, сутуловатое, тощее, неловко путающееся в чересчур длинных конечностях – а именно таким существом я и была. Но чем черт не шутит. По крайней мере, ростом меня не обделили (положа руку на сердце, я бы предпочла, чтобы природа была чуть менее щедра, когда отсыпала в мой актив сантиметры: все-таки метр восемьдесят два для четырнадцати лет – это, согласитесь, перебор)…

И вот я заполнила вырезанную из журнала анкету, вложила в конверт две собственные фотографии, отнесла письмо на почту и сразу же о нем забыла. Потому что были в моей жизни проблемы куда важнее призрачного конкурса.

Самая главная проблема состояла в том, что в моем школьном дневнике толпились сплошные четвертные тройки, и именно за это родители лишили меня развеселого дачного отдыха. Мои родители – спортсмены, отец когда-то даже играл за сборную страны по волейболу, мама – мастер спорта по легкой атлетике. Люди они старой закалки, решительные и волевые. В свое время были, как водится, коммунистическими активистами, но, когда долгожданное светлое будущее вдруг обернулось неопределенно-черным настоящим, их активность нашла применение в моем воспитании.

Поверьте, непросто быть единственной дочерью энергичных моложавых спортсменов. Я с детства была задумчивой и слабенькой, мне бы сесть в углу с каким-нибудь кубиком Рубика – так нет же, на меня нахлобучивали шапку с помпоном и тащили на каток. Или – что еще хуже – в бассейн. Или в Измайловский парк с деревянными лыжами наперевес. Хорошо еще, что ловкость никогда не была моим достоинством. На катке я разбивала в кровь нос, в лягушатнике умудрялась захлебнуться до обморочного состояния, а лыжи ломались, как только я пыталась съехать с любого пригорка.

В конце концов разочарованные родители поняли, что спортсменки из меня не выйдет, зато может получиться кандидат, а то и доктор каких-нибудь наук. Так в нашей и без того тесноватой квартирке поселилась многотомная детская энциклопедия, статьи из которой мама заставляла меня учить наизусть. Понимаю, она искренне желала мне добра. Но особого интереса к учебе я не проявляла. Читала медленно, считала плохо, а только что выученные английские слова мгновенно вылетали из моей головы.

Когда классная руководительница однажды вкрадчиво поинтересовалась, кем я хочу стать, когда вырасту, я, ни на секунду не задумавшись, ответила: женой. Было мне тогда одиннадцать лет, и, по-моему, я была единственной в классе, кто ответил честно. Я ни за что не поверю, что одиннадцатилетняя тонконогая сопля может всерьез мечтать о карьере хозяйки нотариальной конторы – а именно так заявила классной моя подруга, за такой серьезный подход к собственному будущему снискавшая всеобщее к себе уважение. А меня – ну естественно! – отругали и пристыдили, до сих пор не понимаю почему. Как будто бы быть мамой, например, близнецов – занятие менее интересное и уважаемое, чем с важным лицом ставить печать на чужие документы. Полный бред.