Гугеноты - Владимир Москалев

— Монморанси, но ведь Колиньи ваш родственник! Вы готовы погубить собственного племянника? В угоду личным интересам или государственным?

Коннетабль ждал этого вопроса и был готов к нему.

— Вы ведь знаете, мадам, на первом месте у меня всегда забота о государстве.

Она строго посмотрела на него:

— Я не желаю, чтобы в результате всего этого пострадал Колиньи. Я не отдам вам жизнь французского адмирала.

— Ах, Ваше Величество, — натянуто улыбнулся Монморанси, — никто и не собирается отнимать у него жизнь.

— Но ведь вы только что говорили…

— Это вовсе не означает, что я желаю его смерти. Обвинив адмирала, мы тут же реабилитируем его, причем это я возьму на себя. Имея в среде протестантов их вождя, обязанного мне жизнью, я всегда смогу манипулировать им в наших с вами интересах, которые направлены на сохранение мира в королевстве.

Екатерина Медичи подумала, улыбнулась:

— Что ж, неплохо придумано. Но скажите, к чему извещать Польтро во время сражения? Можно и после него.

— Нет, государыня. После битвы, окруженный войском, в кольчуге и латах герцог будет неуязвим. Под Орлеаном убийце легче будет выполнить свою задачу и остаться безнаказанным.

— Значит, — сказал Карл, — мы должны будем принять Гиза в Лувре и простить? А простив, отправить его в Орлеан, иначе он не двинется с места, не имея на то соизволения короля?

— Совершенно верно, сир, он рассчитывает преподнести вам в подарок эту победу и этим завоевать ваше дружеское к нему расположение.

— Я поняла вас, коннетабль, — проговорила Екатерина и вся засветилась улыбкой. — Вы составили чрезвычайно тонкий и хорошо продуманный план, в результате которого нам удастся устранить сразу двух врагов: первый — Гиз, второй — Орлеан.

— Трех, Ваше Величество, — поправил Монморанси.

— Какой же третий?

— Вы забыли о Колиньи.

— Верно. Теперь я могу не бояться усиления партии гугенотов и держать его на прицеле, — Екатерина игриво посмотрела на коннетабля. — И останутся политики, во главе которых коннетабль Франции Анн де Монморанси. — Она засмеялась. — Однако вы хитрец, милостивый государь, в умении составлять заговоры вы, пожалуй, перещеголяете кардиналов, окружающих папский престол.

— Ах, государыня, — ответил Монморанси, кротко улыбнувшись в ответ, — я всегда стремлюсь к тому, чтобы Франция была самой могущественной державой, которой завидовала бы вся Европа. Я и мои сыновья — ваши верные слуги, мы не пожалеем жизней за нашу Францию, за вас, сир, и за вас, Ваше Величество.

— Не сомневаюсь. Я знала, что не ошиблась в вас, — проговорила Екатерина. — Однако скажите, вы знаете этого Польтро лично?

— Напротив, я никогда в глаза его не видел.

Екатерина вскинула брови:

— Как же, в таком случае, вы станете с ним договариваться?

— О, Ваше Величество, — усмехнулся коннетабль, — для меня достаточно того, что этот Польтро — гугенот. В доме моего сына Франсуа служит дворянин по имени Лесдигьер, тоже гугенот. Кому как не ему знать, где разыскать этого Польтро.

— Уж не тот ли это самый Лесдигьер, который пытался предупредить протестантов о нападении Гиза в Васси?

— Тот самый, — ответил Монморанси.

— Думается мне, этот дворянин далеко пойдет. Я сам приму в нем участие, — гордо заявил король.

— Что ж, — улыбнулась королева-мать, — если он и в дальнейшем будет проявлять свои способности, направленные на благо и процветание Франции, то мы подумаем о том, чтобы приблизить его к особе короля… или его матери.

Коннетабль ушел, но мать с сыном не спешили расстаться.

— Пойми, Карл, — заговорила она, обняв сына и прижав его голову к груди, — главное сейчас — не допустить к управлению страной Гизов и Бурбонов. Если это случится, Франции несдобровать. Они ввергнут ее в пучину междоусобных войн, как это случилось в Англии в прошлом веке[53]. Они уже грызутся между собой, словно две собаки из-за кости. Пусть себе истязают друг друга: чем слабее они станут, тем легче будет ими управлять.

— И все-таки герцог де Гиз — крупный феодал и знатный аристократ, — проговорил Карл. — Имеем ли мы право, матушка?..

— Имеем, сын. Для того нам и дана власть, чтобы рубить головы тем росткам, которые смеют подниматься выше других и со своей высоты угрожать престолу. Не печалься о Гизе. Не съешь ты его — съест он тебя. Почитай Макиавелли[54], он очень убедительно говорит об этом.

— Да, но тогда гугеноты поднимут головы, получив перевес.

— Мы кинем им подачку, они успокоятся и уберутся в свои поместья. Этим мы достигнем мира в королевстве.

— Слава Иисусу Христу!

— Не забывай, у католиков остается кардинал Лотарингский, брат Гиза, глава католической церкви во Франции. Эта овечка тоже не робкого десятка, и план о мировом господстве, я уверена, оба братца составляли вместе. Однако он не имеет такого авторитета у парижан, какой имеет Франциск. По крайней мере, хоть отсюда не надо будет ждать народного волнения. И все же я постараюсь прибрать его к рукам.

— Но город зашумит, узнав о смерти Гиза. Они могут осадить дворец!

— Они не сделают этого. Мы отдадим им Польтро, и жажда их мести будет удовлетворена.

— Как?! Разве придется казнить гугенота, который окажет нам такую услугу? Но ведь ни Монморанси, ни вы, матушка, ни словом не обмолвились об этом в разговоре.

— Иногда, сын мой, надо уметь читать между строк, — ласково сказала Екатерина, гладя Карла по голове. — Порою именно это означает больше, чем само сообщение. Убийство такого важного сеньора, да еще и любимца народа, должно быть отмщено. Иначе тебе, Карл, как королю будет грош цена.

— Я понял, матушка.

— Нет, Карл, ты не уловил важную мысль, которая сама собой вытекала из моих слов. К этому Польтро надлежит приставить человека, который в нужный момент поможет поймать убийцу, если тот в суматохе попытается скрыться.

Король тяжело вздохнул:

— Ах, боже мой, мне приходится начинать мое царствование с крови, как и моему бедному брату. Говорят, оно заканчивается так, как начинается.

— Успокойся, Карл, Бог не допустит несправедливости по отношению к тебе, ибо твое деяние будет во славу и во имя Господа нашего. Ты являешься миропомазанником Божиим, но никто, даже сам папа римский, не сможет защитить твой трон от врагов, кроме тебя самого. Такие истории довольно часты.