Граф-пират - Джулия Энн Лонг

Естественно, ей хотелось побольше узнать про графа.

— Как вы начали службу у капитана?

— Мы вместе сидели в тюрьме.

— В тюрьме? Что же вы натворили? Только не говорите, что кого-то зарезали мясным ножом!

— Мы оба сидели в турецкой тюрьме. А потом мы… — Геркулес потряс в воздухе ножом, очевидно, изображая сражение на мечах или ножах, — сбежали. Я был ранен в ногу.

Кажется, жизненный путь графа был более извилист, чем у Одиссея.

Вайолет с трудом подбирала слова.

— Понятно, но как вы оба оказались в тюрьме?

— Мы были на корабле, который захватили пираты. Они забрали весь груз и бросили матросов в тюрьму. Они надеялись получить выкуп, но мы с Флинтом бедняки и остальная команда тоже; поэтому нас оставили гнить в тюрьме. Я не могу быстро ходить; прострелили ногу. Капитан тоже был ранен, но не сильно. Он мог сбежать в любое время. Стражники глупы, ленивы и жестоки. Но им не сравниться с Флинтом. Он не оставлял меня почти год.

— Вы провели за решеткой целый год? И он вас не оставил?

Вайолет не могла представить этого поразительного человека, привыкшего бороздить моря, в каменном мешке.

— Там почти не было решеток, одни стены и маленькое окошко, — Геркулес изобразил в воздухе квадрат размером не более двух футов. — Но нам позволяли гулять во дворе. Раз в день мы видели солнце. Из выпавших из стены камней мы сделали оружие: точили их о стену каждую ночь, пока не стали острыми. — Геркулес снова взмахнул ножом. — Потом ночью мы перелезли через стену и напали на стражников, двоих убили.

У Вайолет вновь закружилась голова.

— Всего двоих? — насмешливо переспросила она.

Мужчины…

И такой человек теперь охотился за ее братом. Там, где другие натыкались на стены, он умел находить выход.

Геркулес не понял иронии.

— Капитан Флинт знал, что я могу сражаться, могу готовить и последую за ним повсюду. Поэтому я здесь.

Флинт всегда должен кого-то спасать. Почему? Потому что никто никогда не спасал его? Но Вайолет однажды уже встала на его защиту.

И сделает это снова.

Но что, если врагом окажется Лайон?

Господи! Вайолет на миг зажмурилась, чтобы избавиться от ужасающего видения. Как она могла дойти до такого?

— А чем вы занимались в тюрьме?

Интересно, турецкие тюрьмы такие же, как в Суссексе?

— Флинт все время читал. Пленники приходили и уходили. За некоторых богачей получали выкуп и освобождали их. Они оставляли после себя книги. Флинт читал мне. Он глотает книги, словно это еда. Я много узнал, выучил английский. Наш капитан знает много языков, он побывал в разных странах. В основном это плохие слова. — Геркулес подмигнул. — Без них матросам не обойтись.

Вайолет в этом не сомневалась.

— Чистите дальше, мисс Редмонд, если хотите сегодня поужинать, — сурово приказал Геркулес. — И спасибо вам, — сухо добавил он.

Вайолет знала: эти слова дались ему нелегко.

— Пожалуйста, — спокойно ответила она.

Геркулес собрал куски мяса и бросил в котел.

«Каждый должен чувствовать себя нужным».

И пока чистила картофель рядом с человеком, увидев которого, ее мать перешла бы на другую сторону улицы, Вайолет была растрогана и одновременно рассержена, потому что Флинт понимал ее лучше, чем она сама себя, и нашел способ это ей показать, не забыв и про себя. Таким же образом он спас Лавея и заполучил первого помощника, выручил Геркулеса, и теперь у него был повар, хотя и невероятно вспыльчивый.

Вайолет начала понимать, почему многие были готовы следовать за Флинтом на край света.

Он был невероятно, поразительно умен. И мог позаботиться о себе сам так, как никто прежде не заботился о нем.

Теплое чувство разлилось в ее груди.

В тот вечер Флинт решил поужинать вместе с матросами, а мисс Редмонд еду принесли, как всегда, в каюту. Когда Флинт встал из-за стола, оставив команду за азартной игрой в карты, на небе уже зажигались звезды и розовато-лиловые облака то и дело закрывали лунный лик.

Вайолет стояла, облокотившись на поручни, как будто ждала его.

Ветерок трепал выбившуюся прядь, бесприютную, как она сама. Флинту давно хотелось растрепать ее всегда так безупречно уложенные волосы.

Он быстро подошел к ней, досадливо поймал озорную прядь, наслаждаясь шелковистым прикосновением. Флинту не хватило сил сразу выпустить ее из пальцев. Ему нравилось касаться волос Вайолет.

— Одна сбежала, мисс Редмонд, — шутливо заметил он.

Ее глаз не было видно, но Флинт заметил, как дрогнули в улыбке ее губы. Даже рокот моря не заглушал ее дыхания.

Похоже, сердце Вайолет забилось сильнее.

Флинт был рад, что он тому причиной.

Вайолет медленно взяла прядь волос. Он знал, что ее руки невероятно нежные, потому что сегодня в камбузе касался их своими грубыми ладонями. Кожа была необычайно шелковистая и гладкая, словно символ ее счастливой и благополучной жизни, такой не похожей на его.

Он снова хотел прикоснуться к ней.

Он мог бы это сделать, однако не должен был.

Удивительно, но от легкого соприкосновения их горячих пальцев искры не полетели.

Наконец Вайолет завела непослушную прядь за ухо, так и не коснувшись его руки.

Разочарование было настолько горьким, что какой-то миг Флинт не мог думать ни о чем другом.

Вайолет склонила голову и разгладила волосы. Этот легкий жест показался ему необыкновенно чувственным, скорее всего потому, что был столь типичен для всех женщин, а Флинт так давно не знал близости женского тела. Возможно, причиной педантичной аккуратности Вайолет было тщеславие, или же она таким образом пыталась как-то упорядочить свой мир. Возможно, это единственное, на что она имела право в своей семье. Может быть, именно поэтому она порой и совершала безумные поступки, словно попавшее в ловушку насекомое, и теперь вот оказалась на корабле с графом-дикарем.

Никогда в жизни он так много не думал ни об одной женщине.

Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Благодарю, — наконец произнесла Вайолет, поправив прическу.

Она пыталась сохранить хладнокровно-насмешливый вид, но граф с радостью уловил дрожь в ее голосе. Он подумал, что долгое плавание сумеет раскрыть другие интересные грани ее характера. И прядь волос только начало. Может быть, стоит подтолкнуть ее? В этот миг разум графа молчал.

— Сегодня вечером картошка была необыкновенно вкусна, — лукаво заметил он.