Балканский тигр - Дмитрий Черкасов

Врачи не выходили за пределы базы; отправить письмо было невозможно, прятать документы внутри горы — бессмысленно. Тем более что именно врачи являлись исполнителями и по всем законам отвечали за происходящее. Не Ясхар втыкал младенцам иголки в вены, накачивал их препаратами и извлекал у них органы для трансплантации. Он всего лишь занимался охраной объекта и доставлял живой товар. То есть — был соучастником, но никак не палачом.

Хотя сербов, расшифруй то местонахождение базы, это бы не волновало.

Ясхар передернул плечами.

В открытый бой с югославской армией, тем более с сербским спецназом, албанца не тянуло. И очень ему не хотелось, чтобы кто нибудь когда нибудь узнал о его роли в эксперименте. Ибо тогда бедного начальника охраны найдут где угодно. И американцы тут же от него открестятся, невзирая на гражданство. Подобные истории оканчиваются хорошо только в кино. На практике провалившегося агента никто не прикрывает.

Впрочем, скоро весь этот ужас останется в прошлом.

На завтра назначена передача боеголовки. Деньги получены и припрятаны в одном из коридоров неисследованной части лабиринта. Пятьдесят целлофанированных блоков по сто тысяч долларов в каждом. Ровно пять миллионов. Или пятьдесят килограммов нарезанной бумаги с водяными знаками.

Пропуск в другой мир.

Мир без войны.

Без страха перед будущим.

Без кислой рожи Хирурга, без его вечно потных рук.

Без обязательств перед ЦРУ.

Без скрипа зубов по ночам.

Без опасений перед шальной пулей.

Без подозрений в адрес помощника, бойцов, начальства, случайного попутчика…

Сказывались двадцать лет жизни в постоянном напряжении.

Ясхар понимал, что еще немного, и превратится в параноика. И тогда исход один: на стол к Хирургу, чтобы тело с мертвым мозгом послужило образцом для какого нибудь очередного изыскания.

Деньги же меняли все. Ради суммы, ждущей его в мрачной тишине скальной трещины, Ясхар был готов еще немного потерпеть.

Эта партия детей будет последней. И последние дни наступали для подземной базы. Прибывший американец из Пентагона обнаружит на месте лаборатории только нагромождение камней. Или лучше дождаться его?

Ясхар пока не решил. Вероятно, более перспективно взорвать скалу, когда приедет инспектор. Американцы будут вынуждены очень осторожно, не привлекая внимания, расследовать подробности инцидента. А лишние два три дня форы албанцу не помешают.

Хотя невозможно доказать, что в момент взрыва его не было на базе. Полторы тонны пластиковой взрывчатки превратят лабораторию в пыль, а обрушенные перекрытия не дадут пробиться дальше верхнего этажа. В любом случае, чтобы разобрать завалы, потребуется года два.

Тогда как уже через шесть месяцев у Ясхара будет новое лицо. В элитных швейцарских клиниках, больше похожих на пансионаты, чем на больницы, о происхождении денег не спрашивают. И делают человеку такую внешность, какую он заказывает. Мало ли прихотей у богатых!

Конечно, следы придется попутать и после клиники. Но с деньгами это легче, чем без них.

Албанец встал, с удовольствием потянулся и направился к лифту. Надо подготовить для приема объектов блок номер семь.

* * *

Владислав разложил на капоте карту и зеленым фломастером нарисовал возле линии, обозначающей дорогу, маленький трилистник, в точности повторяющий изображение марихуаны с агитационного плаката из наркологического диспансера.

Потом прикинул дальнейший путь.

«Так. До Орлате около пятнадцати километров. Но в город мне путь заказан, даже с флагом на капоте и криками „За великую Албанию!“. Замочат тут же, как только свяжутся с натовским командованием. Соответственно, Орлате трэба объехать. И лучше всего с юга… Тут очень приличные проселки. Однако через реку переправляться все равно придется. Интересно, мосты там есть? Судя по карте — да. А на самом деле? Ну, поживем — увидим…»

Рокотов завел двигатель, еще раз обругал правостороннее управление и медленно двинул дальше.

Через пять километров свернув на узкую, пролегающую сквозь редкий лесок дорогу, биолог приободрился. Ям и колдобин не стало меньше, но заметно поубавилось воронок от снарядов. И немудрено — в смысле сокрытия среди жиденьких сосен и акаций воинского контингента лесок не выдерживал никакой критики, и югославская артиллерия по нему не била.

Проехав километра три, Влад заметил некий темный предмет на дороге и остановился.

У самого поворота поперек обочины лежал труп.

Рокотов распахнул дверцу и скользнул в придорожные кусты, держа наготове автомат. Двигатель он не глушил, но даже если бы мотор не работал, то тишина вокруг говорила сама за себя. Человека убили недавно, однако убийцы успели уйти на приличное расстояние. Иначе заполошенно орали бы лесные птицы, напуганные выстрелами или криками. Природа очень чутко реагирует на смерть.

Влад осторожно приблизился к трупу. То была женщина лет тридцати, в темно синем платье. В спине зияли дырки от пуль. Натекшая в пыль кровь успела свернуться.

«Часа два назад убили», — прикинул путник, не прикасаясь к трупу: не обязательно ощупывать мертвое тело, чтобы определить приблизительное время смерти.

Рокотов попытался понять, откуда стреляли. Это оказалось несложно — женщина бежала вон оттуда, где примяты кусты и сломаны ветки. Метрах в десяти от обочины он обнаружил россыпь гильз.

« „Калашников“, калибр пять сорок пять… Женщина по виду славянка. — Влад подошел к машине, выключил мотор и достал карту. — Ближайшее жилье в четырех километрах. Долгонько она бежала… Хотя… Если она местная — а других здесь не водится, — могла пробежать и больше. Черт! Не было печали. Придется объезжать и хутор. По карте хрен сориентируешься, тропинки тут не указаны. Болот нет, и то ладно. Как нибудь прорвемся».

Вездеход медленно пополз вперед.

Когда до хутора осталось меньше километра, «лэндровер» съехал с дороги, перевалил через два пологих холма, объехал озерцо, напрочь затянутое зеленой ряской, и замер у подножия каменного столба.

Далее придется идти пешком, чтобы разведать дальнейший путь.

Рокотов нацепил куртку с албанской эмблемой, оставил в автомобиле «Калашников» и, вооруженный биноклем, забрался по уступам на верхушку песчаного параллелепипеда.

С ровной площадки окрестности были видны как на ладони. Желтая лента дороги, белые стены трех длинных строений, зеленые прямоугольники грядок, сероватая гладь узкой речушки, коричневый утоптанный двор, окруженный частоколом новенького забора. Сельская идиллия.

Однако с первого взгляда на ферму стало понятно, что во дворе происходит нечто отнюдь не пасторальное.