Луна над Каролиной - Нора Робертс

«Да, — подумала Тори, — и так все заранее известно».

За поворотом, у развилки, Джей Ар выключил музыку и теперь ехал с осторожностью, лавируя между кучами отбросов.

Так они подъехали к дому. Нет, не к дому, а к лачуге.

— Иисусе Христе, — пробормотал Джей Ар. — Не думал, что все так скверно.

— Она нас увидела. — И Тори толкнула дверцу машины. — Она ждет.

Джей Ар открыл свою дверцу, и, когда они направились к дому, он положил Тори на плечо руку. «Интересно, — подумала Тори, — он хочет поддержать меня или сам просит о поддержке?»

У седой женщины было серое, словно окаменевшее, лицо. Кожа обтянула скулы, и они торчали, как две шишки. Линии вокруг рта, казалось, были прорезаны ножом, губы запали. На ней было измятое ситцевое платье, слишком просторное для исхудавшего тела. Серебряный крестик висел на иссохшей груди.

Глаза с покрасневшими веками взглянули на Тори так, словно хотели испепелить ее на месте.

— Ты не говорил, что привезешь и ее.

— Здравствуй, мама.

— Ты не сказал, что привезешь ее тоже, — повторила Сара и открыла дверь. — Разве у меня не достаточно всяких неприятностей и без этого?

Джей Ар стиснул плечо Тори.

— Мы приехали посмотреть, чем сможем помочь. — И, по-прежнему сжимая плечо племянницы, Джей Ар вошел в дом.

Пахло гнилью из мусорного ведра и застаревшим потом. Пахло безнадежностью.

— Не знаю, что вы можете сделать, разве что заставить эту женщину, эту индюшку, сказать всю правду.

Сара поправила платье и высморкалась.

— Я с ума схожу, Джей Ар, больше сил нет терпеть. Наверное, с моим Хэном случилось что-то ужасное. Он еще никогда так надолго не исчезал.

— Почему бы нам не присесть? — Он оглянулся, сердце у него сжалось.

У стены стоял продавленный диван, покрытый ветхим желтым покрывалом, на столах возвышалась груда бумажных тарелок, пластмассовых чашек и остатки, очевидно, вчерашнего обеда. В углу стояла закопченная трехногая плита, вместо четвертой ножки подпертая поленом. На стене висела олеография, изображающая скорбного Христа с кровоточащим сердцем в руке.

Джей Ар подвел сестру к дивану и умоляюще взглянул на Тори.

— Может быть, сварить кофе? — спросила она.

— Там осталось немного растворимого. — Сара уставилась на стенку, ей не хотелось смотреть на дочь. — Не могу ходить по магазинам, тем более что в мое отсутствие может вернуться Хэн…

Тори молча отвернулась и пошла на кухню. В раковине громоздилась немытая посуда. Туфли прилипали к грязному, дырявому линолеуму. Когда-то мать скребла и мыла дом, яростно преследуя пыль и грязь, словно они были воплощением греховности и погибели души.

Тори наливала чайник и размышляла, когда мать утратила эту привычку все время чистить и мыть, когда бедность и равнодушие перебороли иллюзию, что у нее есть настоящий дом и что господь посетит его своей милостью, если пол будет как следует выметен.

А потом она перестала думать, занимаясь чисто механическим делом — кипячением воды, мытьем щербатых кружек, добыванием отвердевшего, как цемент, кофе из жестяной банки.

Молоко скисло, а сахар она не нашла. Тори внесла в комнату две кружки подозрительной на вид жидкости. Саму ее тошнило при одной мысли, что такое можно пить.

— Эта женщина, — говорила Сара, — пыталась соблазнить моего Хэна. Она играла на его слабостях, искушала его, но он не поддался искушению. Он мне все рассказал. Не знаю, где и почему ее избили, может быть, избил тот, кому она продавалась, но она сказала, что это Хэн, она хотела отомстить ему за то, что он ей отказал. Вот что случилось на самом деле.

— Хорошо, Сара. — Джей Ар сел рядом и похлопал сестру по руке. — Не будем сейчас волноваться по этому поводу, ладно? Есть ли у тебя хоть малейшее представление, где сейчас может находиться Хэн?

— Нет! — выкрикнула она, резко отодвинувшись и едва не опрокинув столик, на который Тори поставила кружки с кофе. — Неужели ты думаешь, что если бы я знала, то оставила бы его одного? Жена да прилепится к мужу. То же самое я сказала и полицейским. Как вот сейчас говорю тебе. Не думаю, что банда продажных, забывших бога полицейских мне поверила, но я вправе ожидать этого от своей плоти и крови.

— Но я верю. Конечно, верю.

Он взял кружку и сунул ей в руки.

— Просто я подумал, а вдруг тебе что-нибудь пришло на ум, вдруг ты припомнила парочку мест, куда он убегал прежде.

— Он не убегал, — и губы ее дрогнули. — Ему просто необходимо иногда побыть одному и подумать о разных вещах. У мужчин столько всяких сложностей. И Хэну тоже иногда надо побыть в одиночестве, чтобы многое обдумать и помолиться в тишине.

Слезы брызнули у нее из глаз.

— Он тяжело переживал ложь той женщины и все, что связано с ней, это давило ему на душу. А полиция говорит, что он сбежал из-под надзора, что он беглец. Они ничего не понимают.

— Он лечился по антиалкогольной программе?

— Да, наверное. — И она фыркнула. — Но Хэн не нуждается ни в какой программе. Он не пьяница. Он немного выпивает иногда, только чтобы расслабиться. Иисус тоже пил вино, не так ли?

«Но Иисус, — подумала Тори, — не имел привычки опрокидывать бутылку какого-нибудь дешевого пойла, а потом зверски избивать женщин. Однако мать не способна понять разницу».

— Дорогая, ты должна понять, что Хэн нарушил подписку о невыезде. Он нарушил закон.

— Значит, закон несправедлив, — упрямо возразила Сара. — Но что же мне делать теперь, Джей Ар? Я почти рехнулась из-за всего этого. И все хотят денег, а у меня их нет. Я ходила в банк, но эти воры все взяли, что было на нашем счете, а сами твердят, что это Хэн снял деньги. Так и говорят, лицемеры они и лгуны.

— Я оплачу ваши счета. — Джей Ар делал это и прежде. — Об этом не беспокойся. И вот что мы предпримем. Мне кажется, ты должна взять самые нужные вещи и поехать со мной. Ты можешь пожить у нас с Бутс, пока все не утрясется.

— Не могу, Хэн может вернуться в любую минуту.

— Мы можем оставить ему записку.

— Да он с ума сойдет. — Глаза у нее забегали, словно в поисках места, где бы ее не достал его праведный гнев. — У мужа есть право ожидать, что жена всегда дома, когда он возвращается под крышу, что он ей дал.

— Крыша твоего дома вся прохудилась, мама, — тихо сказала Тори, чем заслужила быстрый, как удар хлыста, яростный взгляд.

— Для тебя она всегда была недостаточно хороша. Как бы отец тяжко ни трудился в поте лица своего, тебе все было плохо. Ты всегда хотела большего.

— Я никогда большего не просила.

— Да, ты была достаточно хитра, чтобы не говорить об этом вслух, но я-то все видела по твоим глазам. Ты всегда была пронырливая и хитрая.