Воскресшая душа - Александр Красницкий

Он поднялся с кресла.

– Куда вы? – спросила Софья.

– Меня, говорите, соколик-то побежал искать?.. Так вот я пойду домой… Может быть, что-либо новое узнаю и сообщу тогда. Прощайте!

На Софью разоблачения Марича подействовали угнетающе.

«Не может быть, – думала она. – Так лгать, так притворяться невозможно… Марич ошибается… Но если бы он и не ошибался?.. Не все ли равно? Сердце, сердце молчит!.. Все чувство пропало… Ах, зачем вместо Нейгофа не умер Куделинский!.. Но что со мной? Я вся горю… как бы не захворать… Совсем забыла, что Марич – доктор… Нет, не могу больше, пойду, прилягу».

Она позвала Настю и с ее помощью перешла в спальню.

– Если кто придет, – приказала она, – не будите меня.

Настя уложила графиню в постель и, когда прошла в свою комнату, застала там Афанасия Дмитриева.

– Что поздно? – встретила она его.

– Не говори! – махнул тот рукой. – Такие дела, что просто чудеса в решете, да и только. Сказывать не велено, а как узнаешь, только ахнешь да руками разведешь.

– Да ты скажи!

– Никак нельзя… Одно разве только: барыня-то твоя, Настюха, у-ух какая ядовитая! Спуталась она тут с компанией, а компания-то эта не сегодня завтра в тюрьму угодит и твою графиню прихватит.

– Да неужели? – то то она сегодня все плачет… Господин Куделинский здесь сперва был, пришел совсем расстроенный и мою графинюшку в слезы ввел…

– Еще бы ему расстроенным не быть, когда он всем делам главный заводчик, а дела-то и не выгорают? Помнишь, тут в тот день, когда с графом худо сделалось, мужлан грубиян был?

– Помню, – закивала головой Настя, – грозился еще и вообще скандалил.

– Вот-вот. Так к этому самому мужлану – чайная у него – Куделинский ваш приходил и помилования просил.

– Да как же это? А тот что?..

– Не помиловал. «Выложь, – говорит, – тысячи, тогда и разговор пойдет». Только мой его укротить смог. Живо укомплектил: тот, буфетчик-то, и дыхнуть не посмел. А пока они говорили, тут такое дельце вышло, что для нас с моим-то первый сорт. Я читальщика этого, Алешку Богданова, разыскал и к моему представил. Они там поговорили, а потом я малость недосмотрел: Алешка-то возьми да и сбеги… Да куда? Слышь ты, Настюха, графиня твоя не спохватывалась пропажи какой-нибудь?..

– Куда тут спохватиться в такой кутерьме?

– Так спохватится еще. Алешка у вас деньги украл. Видишь, какое дело… Он был пьян и предлагал мне поделиться, да я спроста и внимания не обратил.

– Куда же он их схоронил-то?

– Вот это самое я тебе, Настюха, сказать никак не могу, потому что это пока самая что ни на есть наша секретная тайна… Скажу только, что пошел Алешка добывать эти деньги, да не добыл и чуть жизни через свой страх не лишился… А об этом он успел проболтаться товарищам своим, золоторотцам; те его и вызволили и в чайную к Коноплянкину притащили. Еще вашего господина Куделинского на пороге встретили, когда он уходил. Алешка-то его признал, а господин Куделинский нет. Да не в этом суть, Настюха, а в том, что как только Алешка с товарищами шасть в чайную, так они прямо на моего Кобылкина и нарвались. И обнаружился тут удивительнейший секрет… такой, что другого, поди, во все время, как земля стоит, не было… Слышь ты, – Афанасий притянул к себе Настю. Из внутренних комнат донесся звонок, но ни Настя, ни Дмитриев не слыхали его; последний в это время прошептал девушке в самое ухо: – Граф-то ваш из могилы сбежал!..

– Да как же это? – прошептала испуганная и растерянная девушка. – Да разве могут покойники из могил бегать?

– Отчего же, ежели которые не совсем умерли, а так только, в наглядной видимости одной? Мой-то говорит, что и у вашего графа какая-то летаргия, что ли, была, а его живым и похоронили… Понимаешь ты? Живым графа похоронили, а он взял, да и убег…

Отчаянный, душу надрывающий вопль, потом какой-то стук прервали парня.

Он и Настя вскочили и бросились к двери.

– Графиня! – закричала Настя, увидав распростертую на полу Софью. Она была без чувств. – Доктора скорее! – засуетилась Настя. – Беги, Афонька, за господином Маричем, – он поблизости… Скорее, адрес знаешь… Дарья, Даша! Да куда ты запропастилась то? Ахти беда… Афонька! Да что ты, окаянный? Беги, тебе говорят!

– Бегу… единым духом! Эх, дело-то какое неладное выходит… Попадет мне от моего!..

– Барыня, ваше сиятельство, – чуть не плакала Настя, смачивая водой голову графини, – красавица вы моя, да уж не померли ли вы?

– Нет, – отозвалась прибежавшая на ее крики Дарья, – теплая вся и сердце колотится.

– Так снесем ее, голубушку, скорее на кроватку! Ай, как все это вышло!

– Бери ее, что ли, под голову, – распорядилась Дарья, – я под ноги возьму…

Женщины подняли Софью и, перенеся ее в спальню, уложили на постель.

– Иди, Даша, иди теперь. Управлюсь я тут, – заговорила Настя, сообразившая, что графиня, как только придет в чувство, сейчас же станет расспрашивать ее о рассказе Афоньки. – Иди, милая.

– Мне что, я пойду, – согласилась та, – мое дело в кухне, а не в бодуваре… С чего это с нею попритчилось-то?..

– Не знаю я.

Дарья вышла, оставив Настю одну около графини.

Крепкий спирт возымел свое действие. Молодая женщина вздохнула и приоткрыла глаза.

– Что со мной? – прошептала она.

– Ваше сиятельство, простите великодушно! – залилась слезами девушка.

– Помню, все помню! – воскликнула Софья, и опять отчаянный вопль сорвался с ее губ: – Живым похоронили!

– Да нет же, ваше сиятельство, недослышали вы, барыня милая!.. Убег он, граф-то, ежели Афонька мой не врет…

Но Софья словно не слыхала ее слов: она снова билась в жестоком истерическом припадке.

– Что же это господин Марич-то не идут? – суетилась растерявшаяся Настя. – Уж я не знаю, что и делать.

Марич, впрочем, оказался легок на помине. Дмитриев застал его дома одного – Куделинского у Владимира Васильевича не было.

– Пожалуйте к ее сиятельству графине Нейгоф, – объявил он, – требуют вас.

– Что там еще такое? Сейчас только оттуда, – поморщился Марич.

– Пожалуйте с! Графине худо, так что без чувств они быть изволят.

– Да что с нею? Постой, где я твою физию видел?

– На кладбище с сегодня.

– Ты что там делал?

– Так как мы в женихах состоим при графининой горничной Настасье, так счел своим первеющим долгом проводить их сиятельство графа. Так к ее сиятельству извольте поторопиться, и затем с вашего позволения я уйду с.

Дмитриев обогнал Марича и вбежал черным ходом в квартиру графини.