Гусь Фриц - Сергей Лебедев

…Конец января 1915-го. Снова дом, снова ночь, и черный ветер приносит гарь и пороховой запах; не печным дымом пахнет в доме, а смрадом окопов. Густав и Андреас читают задорого купленные черновики документов, под которыми на днях появится подпись Императора, и каждый параграф сжимает, сдавливает Густава и Андреаса, пока они не уменьшатся до размера бронзовых солдатиков на столе, стерегущих чернильницу.

А вот Кирилл читает те же документы, опубликованные в книге, и чувствует то, что чувствовали двое в доме: ужас обреченности.

Первый документ: «О землевладении и землепользовании в Государстве российском австрийских, венгерских, германских и турецких подданных». Эта пуля – мимо, Густав уже получил российское гражданство.

Двое читают, словно следят за цепью облавы на дальнем холме.

Запрещается какими бы то ни было способами приобретать право собственности… Правило сие не распространяется на наем квартир… Действие запрета распространяется на товарищества, если в числе вкладчиков имеются вражеские подданные… В акционерных обществах, получивших право приобретения недвижимых имуществ, лица, принадлежащие к германскому подданству, не имеют права занимать должности председателей и членов совета… уполномоченных… агентов… техников… приказчиков… и вообще служащих. Недвижимые имущества, находящиеся в губерниях… предлагается отчудить по добровольным соглашениям… Особые именные списки… Жалобы в месячный срок.

Даже приказы 1937 года, вводящие расстрельные лимиты по областям – сколько человек нужно убить в срок, – не поражали Кирилла так, как эта бумага. Он увидел преемственность зла, для которого царизм или коммунизм – только внешние личины.

Конечно, Кирилл не считал это зло сугубо российским явлением. Он помнил мемуары шефа немецкой разведки Вальтера Николаи, описывавшего шпионобоязнь первых месяцев войны: слухи о машинах, набитых золотом для подкупа немецких генералов, о шпионских телефонных кабелях, ведущих во Францию. Русские тридцать лет преследовали немцев. Немцы при нацистах уничтожали евреев. Американцы во Вторую Мировую посадили в концлагеря японцев – у всех находился свой Чужой. Но Кириллу было важно, как одинаковое архетипически зло реагирует с местной почвой, какие чудовищные вариации развивают в нем особенности национальных страхов, какие силы вливают в него поражения или победы, национальные катастрофы или триумфы.

И Кирилл следил через судьбы Густава и Андреаса, как вырастал, облекался плотью событий, истинных (поражения на фронте) и выдуманных пропагандой (немцы-колонисты жгут зерно и валят телеграфные столбы), страх перед Германией; страх, который потом будет три десятка лет сидеть глубоко в подсознании жителей СССР. И Кириллу казалось, что победа сорок пятого года породила в народе такие глубокие чувства еще и потому, что победили страх, который был много старше самой войны; но – победили один конкретный страх, не став от этого бесстрашными, оставшись сталинскими рабами.

Второй документ: Решение Совета Министров об ограничении землевладения и землепользования российских немцев. Собственной Его Императорского Величества рукою написано «БЫТЬ ПО СЕМУ».

Быть по сему…

Двое у стола, Густав и Андреас. Чернильная ночь разливается по полу, стремительно поднимается, как вода в половодье, двое захлебываются в ней, а на поверхности покачивается, как странный корабль, пузатая чернильница. Где-то за окнами, далеко, наборщик в типографии составляет свинцовые буквы в текст, который исторгнут печатные машины: «Воспрещается впредь совершение всякого рода актов о приобретении права собственности, права владения и пользования недвижимыми имуществами. …Воспрещение распространяется и на отдельных лиц из австрийских, венгерских и германских выходцев… Пункт (г) Перешедших в русское подданство после 1 января 1880 года, а также на товарищества, в состав которых входит кто-либо из вышеперечисленных лиц».

Пуля попала в цель. Андреас перешел в русское подданство в 1882 году – зять, Густав, настоял, но поздно, поздно, на два бы года раньше! А Густав гражданин без году неделя.

Страшная игра в кошки-мышки, в «морской бой»: А-2 – мимо, Г-6 – ранен, Д-7 – убит. Снова крутятся печатные машины в типографии, выплевывают новые листы; в Балтийском море русские эсминцы видят на горизонте дымы немецких эскадр.

«В западном и южном приграничном пространствах… Отчудить по добровольным соглашениям свои недвижимые имущества… Включая всю территорию Крымского полуострова… По всей государственной границе…»

Густав выдвигал свои производства ближе к Европе, хотел удобнее торговать на два рынка – и теперь его земли подлежали отчуждению в срок одного года.

И вдруг – спасительные для кого-то строки.

«3. Действие настоящих правил не распространяется: 1) На лиц, удостоверивших одно из нижеследующих условий: а) Свою принадлежность к православному вероисповеданию от рождения или переход в православие до 1 января 1914 года».

О, эти скобки, привычные постовые пунктуации, регулирующие перекрестки речи – и вдруг становящиеся часовыми, конвоирами, надсмотрщиками, определяющими, кому – сгинуть, кому – уцелеть! О сама грамматика, ее правила, ее разумное устройство, казалось бы безличностно отражающее устройство самой жизни – и вдруг становящееся проводником злой воли; воли, использующей лишь то, что уже есть в языке: отрицания, повелительные наклонения, канцелярскую клейкую рутину, нейтральные глаголы «распространяться», «удостоверять», оказывающиеся теперь вовсе не нейтральными, а грозно-требовательными.

Кирилл хорошо чувствовал язык, любил письменную речь, строгость юридических дефиниций. А тут впервые ощутил, как язык отчуждается от человека, становится голосом инстанции, и оттого буквы как бы надевают полицейскую форму, возрастают в ложном значении, становятся опасно больше человека.

Переход в православие, лазейка для слабых. На нем настаивал прозорливый Густав еще в 1882 году, но Андреас тогда отказался; еще одна ниточка к спасению оборвалась. Что они говорили друг другу – два старика в шатком доме, прежде казавшемся таким крепким? Сожалели ли?

Печатают, печатают машины:

«в) Свое участие или участие одного из своих восходящих или нисходящих по мужской линии в боевых действиях русской армии или русского флота против неприятеля в звании офицеров или в качестве добровольцев, или принадлежность свою или кого-либо из означенных лиц к числу получивших награды за боевые отличия в военных действиях сил армии и флота, или смерть одного из своих восходящих или нисходящих на поле брани».

Воин. Вот почему Густаву и Андреасу нужен был воин. Тот, кто оплатил ранами или смертью право считаться лояльным подданным, тот, кто один спасает десятки человек: кузин, сестер, теток, дедов и бабушек.

Происходило нечто похожее на недавнюю свадьбу шведской принцессы, думал Кирилл. Простолюдин-жених был впущен в притвор собора, двери закрыты, и совершилось чудо: когда он вышел к невесте, кровь его считалась королевской. Так и немец, сражавшийся под русскими знаменами, проливший кровь за Россию, магическим образом становился русским.