Ледяной клад - Сергей Сартаков

- "Где-то Макся мой идет, Мишу за руку ведет..." - с запинкой проговорил Михаил.

Разворошил свою постель, будто и он провел ночь вместе со всеми. Нагнулся к тумбочке, достать оттуда хлеб и кусок недоеденной с вечера рыбы. Вдруг, против воли, стал на колени, повалился, повалился на подушку, уговаривая себя: "На пять минут, не больше..."

И сразу вообще забыл о том, что существует время.

9

Было не очень холодно - двадцать четыре. Цагеридзе в Сибири привык шутить, что это оттепель. Но сейчас его все время прохватывало короткой дрожью. Не то от усталости, не то от счастья. Решение найдено. Правильное решение. Сомнений - никаких!

Пусть Загорецкий со своим долголетним опытом метеоролога поточнее нарисует картину второй половины зимы, предскажет характер ледохода - это яснее определит конечные сроки работ. Пусть Баженова рассчитает плановую стоимость защитных сооружений - они не могут быть, никак не могут быть очень дорогими. Пусть Василий Петрович расскажет, откуда и как на это взять деньги. Пусть лоцман Герасимов, лоцман Доровских, видавшие виды пожилые рабочие, припомнят самые диковинные случаи из своей сплавной практики инженерную мысль всегда надо связывать с народным опытом. Лес теперь спасен. Спасен!

Об этом Цагеридзе хотелось кричать на весь поселок. Он верил в это. Он не зря просидел над расчетами ночь. Он щедро добавлял повсюду огромные припуски, и как бы велики ни оказались в его расчетах отдельные ошибки общего резерва и времени и прочности все равно хватит. Он сказал Михаилу о бочке пороху. Да, он, Цагеридзе, может "взлететь на воздух". Сплавное дело всегда во многом зависит от стихии. Те же злые силы природы, которые по осени послали мороз и снег раньше времени, могут столь же некстати и растопить лед весной - то, о чем сперва мечталось Цагеридзе и чего он теперь боялся больше всего.

Но он готов на риск!

Удивительно... Прошлый раз, при первой беседе в большом кругу рабочих, Герасимов упоминал о ледяной дамбе. Так, мол, делается. Но в голос все тогда закричали: "На нашей протоке не сделаешь". И сам Герасимов тотчас же согласился: "Ить верно! Не выйдет здесь. Весь ледоход жмется к нашему берегу. А ежели "закосить" дамбу, повести ее к изголовью острова за километр примерно выше - куда же, сколько это будет стоить? И где взять столько рук?" Почему тогда ни у кого не мелькнула мысль о речке Громотухе, впадающей в Читаут как раз в километре выше изголовья острова. А эта речка и сделает все.

Ах, как хочется, не дожидаясь ничего, сегодня же начать работы!

Но выспаться, пожалуй, все же следует. Даже самым счастливым людям полезно спать. Вот этот парень, Михаил Куренчанин, тоже, наверно, безмерно счастлив после хорошего, крепкого сна: вскочил чуть свет и полетел кататься на лыжах. Цагеридзе усмехнулся: "Девушки, девушки. Которая только?"

Однако, дойдя до дому, Цагеридзе не вошел в него. Посмотрел на часы: "Все спят. Зачем будить? Зачем отнимать покой у людей? Не пришел с вечера терпи до утра, пока люди сами не начнут подниматься. Здесь, Нико, тебе не гостиница и не бабушкин дом".

Он наметил: пройти до конца поселка и вернуться. Будет, пожалуй, как раз. Все равно сейчас голова словно опилками набита. Он не сможет объяснить Марии свой замысел во всех подробностях, а без подробностей какой же плановик начнет вычислять стоимость дамбы?

Мария... Все эти дни она какая-то странная, растревоженная. Дома! В конторе - другая. Работает споро, точно, и улыбка, затаенная улыбка, у нее не сходит с лица. Она порой хорошо смеется и дома, пока не столкнется в каком-нибудь, хотя и коротком, разговоре с Елизаветой Владимировной. Дома... Старуха всегда гордится: "Это мой собственный дом". Марию трясет от этих слов. Однажды у нее даже вырвалось злое:

- Твой, твой! Я - на квартире.

Как они не любят друг друга! Но Мария не хочет оставлять больную старуху без помощи, ее совершенно невозможно оставить одну даже в "собственном" доме. Пенсии она не получает, не только работать - сходить за чем-нибудь в магазин и то редко решается, живет на зарплату Баженовой. Оставить ее одну - все равно что выгнать на улицу. Мария никому не рассказывает ни о своем замужестве, ни о том, почему так странно сложились у нее отношения с матерью мужа. Это ее дело. И ее право. Было, вероятно, в замужестве что-то очень тяжелое для Марии. Что именно? Но нельзя же выпытывать силой то, что сам человек по каким-то причинам не хочет сказать!

Цагеридзе не мог не думать о Баженовой. Эта женщина стала ему как-то по-особому дорога, хотя и оставалась во многом непонятной. Ему хотелось помочь Марии, просто, по-человечески помочь. Но для этого нужно было знать, какая помощь ей окажется желанной. А она всеми силами отводила любые разговоры о себе.

В доме уже засветился огонек, когда Цагеридзе, дойдя до конца поселка, вернулся обратно. Одна усталость от напряженных размышлений над техническими расчетами сменилась другой, чисто физической. Безудержно хотелось спать. Но все равно никакая усталость не могла заслонить главного - радости, которой Цагеридзе переполнен был до краев. Ему виделось, как, едва очистившись от льда, Читаут понесет первые, необычно ранние плоты, связанные из бревен, благополучно отстоявшихся в запани; виделось, как эти бревна выкатят на берег в безмерно далекой Дудинке и оттуда увезут по железной дороге, проложенной через тундровые топи, в еще более далекий Норильск, а там распилят на доски, чтобы сделать полы и потолки в домах, стоящих сейчас унылыми каменными коробками лишь потому, что лес, предназначенный для них, не дошел в срок, замерз во льду здесь, на Читауте...

Цагеридзе распахнул дверь, первой увидел Баженову, заметил испуг в ее глазах, тотчас сменившийся облегчением, и весело захохотал. Он шуточно-суеверно загадал себе: если его первой встретит Феня, лес погибнет, но он, Цагеридзе, останется цел; если встретит старуха, погибнет и лес и он сам; а если встретит Мария - лес будет спасен, и никто не погибнет.

- Как жаль, Мария, что вы не мужчина, - сказал он, идя прямо к Баженовой и торопливо ловя ее руки. - Как жаль! Я вас поцеловал бы прямо в губы, а так я могу только...

Баженова резко вырвала руку.

- Вы что это? - с негодованием сказала она.

Ее пронзила тревожная мысль: всю ночь Цагеридзе не было дома - не напился ли по примеру Лопатина и новый начальник? Такой развязности он себе еще ни разу не позволял. А с печи немедленно прозвучало горько-предостерегающее: "Ос, осподи!"

- Вот и всегда так, - отступая, сказал Цагеридзе. - Еще ни одной девушке, ни одной женщине я не доставил удовольствия - только огорчения. Я прошу прощения за свою выходку, Мария. Но вы должны сказать мне, на что все-таки имеет право предельно счастливый человек?

- Нашли! - вскрикнула Баженова.

Теперь она поняла. Радость Цагеридзе стала ее радостью, хотя и трудно было представить, что мог он найти. Это же не золотая жила, скрытая глубоко в недрах земных, которую именно нужно "находить". Замороженный лес весь на глазах. Что еще тут можно придумать? Один раз Цагеридзе зажигался несостоятельной идеей растопить лед в Читауте. Какая новая идея сейчас захватила его? Но все равно. Уже только то, что человек неустанно ищет, человек хочет добиться своего и верит в удачу - уже это одно притягивает к нему.