Большая книга ужасов. 58 - Елена Усачева

Глебов уже готов был провалиться сквозь землю, как вдруг статуя легко наклонилась вперед, подхватила ползающих у ее ног парней и прыгнула через барьер беседки в сад, прямо на приятелей.

Мальчишки бросились в разные стороны.

«Задавит, задавит», – стучало в голове у Глебова, пока он, не разбирая дороги, мчался по лагерю. Он таранил кусты, чудом избегая столкновения с деревьями. Споткнувшись о корень, Васька кубарем вылетел к обрыву.

На него надвинулся черный крест – ему все-таки удалось оторваться от своего основания и перелететь через болото. Васька открыл рот в немом крике и кинулся головой в речку. Над его пятками что-то прошуршало.

Как назло, в том месте, куда прыгнул Глебов, речка была совсем мелкой. Васька проехался пузом по колючему песку, носом пропахав бороздку. В рот попал песок. Ужас, накатывающий сзади, поднял его на ноги и толкнул вперед. Отмахиваясь, как от комаров, от налетающего на него сзади чего-то страшного, Глебов мгновенно пересек речку и залез в густые кусты.

Здесь Васька вспомнил о притаившихся на этом берегу безглазых недостроенных зданиях. Он вжался в землю, стараясь быть невидным и неслышным.

По земле гулко раздавались удары. Кто-то шел медленной, тяжелой поступью.

Глебов затаил дыхание, и тут до него дошло, что слышит он не топот, а биение своего собственного сердца. От этого ему сразу стало легко и весело.

«Вот дурак», – мысленно выругался он, приподнимаясь. Страх отступил. Васька стал различать ночные звуки и шорохи. Рядом пищала птичка, плескалась о берег река, гудели провода электропередачи. Среди этих негромких звуков раздался смех, что-то звякнуло.

Глебов осторожно выглянул за угол одного из зданий. В слабом свете почти погасшего костра сидели люди. Они негромко переговаривались, что-то передавая друг другу.

При виде этих мирно сидящих в кружок фигур Ваське стало весело. Сидят же люди одни, в темноте. И ночь им нипочем, и шорохов они не боятся, и крест их не пугает, и покойница никакая их не мучает.

Потихоньку отступив назад, Глебов вышел к реке. Высоко над водой стояла луна, была она немного скособоченной.

«Еще чуть-чуть – и полнолуние», – про себя отметил Васька.

Отсюда крест был почти незаметен, он сливался с темной зеленью. Зато на самом обрыве четко вырисовывался силуэт сидящего человека. Невысокая худенькая фигурка болтала ножками, подставляя лицо холодному свету луны.

Васька мигнул несколько раз. Ветер зашуршал листвой.

На обрыве никого не было.

Обратно Глебов пробирался кружным путем. Хоть на душе у него было и спокойно, но он решил не рисковать и еще раз мимо креста не пошел. А то мало ли кто там сидит. Сцапает и утащит в болото. Квакай потом на илистом дне.

Бр-р-р…

Он пересек Киржач в самом глубоком месте. Одежду снимать не стал – она все равно была уже мокрая. Заложил большой крюк по полю, выбрался на проселочную дорогу и легкой рысцой побежал к центральным воротам. Выходить на освещенный пятачок перед воротами Васька побоялся, поэтому полез через низкую поросль, ловко вскарабкался на забор. Что там было внизу, он не видел. То ли кусты, то ли крапива.

Глебов глубоко вдохнул и оттолкнулся от закачавшегося забора… Но до земли не долетел. Под ним оказалось что-то жесткое. Он почувствовал, что его несут. В следующую секунду он уже летел головой вперед из кустов.

– Эй, кто там?

В сторожке рядом с воротами загорелся свет, распахнулась дверь, на пороге появилась кряжистая фигура.

– Кто здесь ходит? Отзовись!

Залаяла собака.

Глебов откатился обратно в кусты, больно ударился спиной обо что-то острое. Его пальцы наткнулись на холодный камень.

И уже зная, кто может стоять за его спиной, чье это место у ворот, Васька прыгнул вперед и, стараясь не забираться глубоко в зелень, по дорожкам помчался искать свой корпус.

В одноэтажном светлом корпусе было темно, даже у вожатых не горел свет. Глебов осторожно поднялся на крыльцо, прижался лбом к стеклу двери. Сначала ничего не было видно, а потом из темноты на него надвинулось что-то белое. Он даже не понял, что это такое, приняв за собственное отражение. Но приблизившееся лицо было не его. Круглое, белесоватое, с черными провалами рта и носа, с ярко горящими глазами. Оно внимательно смотрело на него и слегка кивало.

Васька отшатнулся. Лицо качнулось в сторону и поплыло по коридору. На его месте оказалась встревоженная физиономия Щукина.

Как только он распахнул дверь, в коридоре зажегся свет, в душевой громко запели. Васька оттолкнул Серегу и побежал к палате. Но далеко не ушел.

– Стойте!

Хлопнула дверь. К ребятам шел хмурый Максим.

– Ты где был? – прошипел Серега, пока вожатый пересекал длинный холл.

– Макароны ел, – огрызнулся Васька, отпихивая от себя друга.

– Я-то все думал, – Максим сверкнул глазами на притихших приятелей, – кто это в нашем корпусе все время свет включает? А это вы, неуловимые братцы-кролики.

– Чего это мы? – состроил недовольную рожицу Глебов. – Чуть что – сразу мы. Я только сейчас в коридор вышел.

В душевой запели, потом там что-то упало, полилась вода.

Максим прыгнул к туалету, дернул дверь.

В кабинке душевой на полу лежал небольшой магнитофон и оглушительно орал, сверху на него лилась вода. От этого вместо музыки слышались треск и писки. Неожиданно орущий аппарат чихнул и замолк.

Максим медленно завернул кран.

– Так, идите спать. Завтра поговорим.

Ребята пожали плечами и послушно пошли к своей палате.

Но утром Максим с ними не поговорил.

Весь четвертый корпус разбудили не пронзительные позывные горна, а бешеный стук в дверь.

На пороге стоял вожатый первого отряда со смешным именем Платон. Был он хмурым и взъерошенным.

– Твои архаровцы статую обратно приволокли? – сердито спросил он стоящего в холле в окружении высыпавших из палат ребят Максима. – Если они такие сильные, то пускай и несут ее обратно.

– Какую статую? Ты о чем? – сонный Максим ничего не понимал.

– Барабанщица опять в клубе стоит!

– Ну, и кто это сделал?

Максим расхаживал перед выстроившимся отрядом. Выражение лица у него было не предвещающее ничего хорошего.

Отряд насупленно молчал.

– Щукин, Глебов, вы ничего не хотите сказать?

Васька исподлобья бросил взгляд на вожатого и ухмыльнулся.

«Конечно, сейчас на нас все это и повесят», – мрачно подумал он.

– Что ж, если никто не признается, то уносить ее обратно будете все вместе. Пошли в клуб.