Сильвандир - Александр Дюма

Шевалье рассказал маркизу де Кретте о том, что стряпчие посоветовали еще раз переговорить с судьями. Роже набил карманы пирожками для кошки, миндалем для обезьяны и печеньем для попугая, однако все эти знаки внимания не тронули избалованных тварей: кошка поцарапала его, обезьяна — укусила, а попугай обозвал прощелыгой.

— Вы разорены, — сказал маркиз, когда они выходили из дома третьего судьи, — вы не только проиграете тяжбу, но еще и заплатите все судебные издержки.

В тот же вечер мадемуазель Пуссет объяснила Роже и его друзьям поведение служителей Фемиды. Сами судьи были людьми в высшей степени честными и потому ничего не принимали от просителей. Однако Индиец подарил кошке перстень, стоивший две тысячи пистолей, составил дарственную в размере десяти тысяч экю на имя обезьяны и учредил пожизненную ренту в три тысячи ливров для попугая.

Что касается судебного советника, составлявшего доклад по делу, то и по отношению к нему были испробованы все способы обольщения; однако двери его дома остались заперты как для Индийца, так и для шевалье, к тому же у этого почтенного человека не нашлось любимого животного — ни дикого, ни домашнего, — и некому было даже преподнести перстень, не для кого было составить дарственную запись или учредить пожизненную ренту.

Роже и маркиз сделали последнюю попытку проникнуть в его дом, но и она не увенчалась успехом.

Да, судебный советник Буто оказался поистине человеком неподкупным! Читатель легко поймет, что, несмотря на веселый нрав шевалье, все эти следовавшие одно за другим разочарования в конце концов повергли его в самую черную меланхолию. И в самом деле, что ожидало его впереди? Полное разорение семьи, утрата Констанс, которую он только недавно вновь обрел лишь для того, чтобы потерять вторично, и на сей раз самым жестоким образом, необходимость вступить простым волонтером в королевские войска, расквартированные в Пикардии или в Ниверне. Все это вполне могло привести человека в отчаяние. А потому Роже и отчаивался, он не желал слушать никаких утешительных слов, наотрез отказывался от развлечений, которые придумывали его друзья, чтобы хоть немного рассеять его, и все время проводил у себя в комнате в гостинице «Золотая решетка»: тут он писал письма матери или слагал элегии для Констанс; прибавим, что в довершение всех бед в нем вместе с меланхолией родилась неодолимая склонность к сочинению стихов.

Однажды утром Роже гляделся в зеркальце, чтобы понять, идет ли ему оскорбленное выражение лица; одновременно он пытался дописать весьма слабое, но необычайно нежное четверостишие, посвященное мадемуазель Констанс де Безри; и вот в ту самую минуту, когда он, казалось, нашел довольно богатую рифму для четвертой строки куплета, в дверь его комнаты трижды постучали.

— Войдите! — крикнул шевалье д'Ангилем.

Дверь медленно отворилась, и тот, кто стучался, вошел.

Незнакомец, чья физиономия сильно смахивала на лисью мордочку, был, несомненно, завсегдатай Дворца правосудия, видимо судейский писец, канцелярская крыса из Сент-Шапель. В последние четыре месяца Роже часто бывал в Зале потерянных шагов и по скрюченным пальцам и крючковатому носу научился сразу же распознавать любого, даже самого незаметного из приспешников Фемиды.

У посетителя были прилипшие ко лбу огненно-рыжие волосы, на обеих щеках красовались большие лиловые бородавки, глаза, подобно опалу, переливались всеми цветами радуги, у него был щербатый рот и острый подбородок, кончик которого не выдавался вперед, а почти сходился с кадыком.

«Так-так, — пробормотал Роже, — снова какое-то судебное уведомление! Если опять надо платить издержки, мне придется распроститься с последним пистолем. Ну ладно, не будем терять присутствия духа».

И он с твердостью стал ожидать, пока человек с бородавками подойдет к столу.

Пришелец отвесил низкий поклон и осведомился:

— Имею ли я честь разговаривать с шевалье Роже Танкредом д'Ангилемом, владельцем Ангилема, Герит, Пентад и прочих угодий?

Роже невольно подумал, что если он сейчас еще владеет этими землями, то в скором времени его от них освободят. Он был несколько удивлен столь торжественным вступлением, но ответил весьма решительно и твердо:

— Да, сударь, с ним самим.

— Не спрятан ли кто-нибудь в кабинете, расположенном, как я успел заметить, позади вашего алькова? — снова спросил человек с бородавками.

— Там, сударь, никого нет, — отвечал Роже. — Однако, признаюсь, вопрос ваш кажется мне весьма странным.

— А между тем дело объясняется очень просто, милостивый государь, ведь могли же вы находиться вдвоем с возлюбленной либо с приятелем. Вы достаточно хороши собой и достаточно общительны, а потому вполне уместно предположить и то и другое. Повторяю, вы могли находиться с возлюбленной или с приятелем и спрятать ее или его в своем кабинете, чтобы вам удобнее было принять посетителя.

— Я был один, сударь, — холодно сказал шевалье, — и в кабинете никого нет.

— Не соблаговолите ли вы позволить мне самому в том удостовериться? — осведомился человек с бородавками.

— Черт побери, сударь! Странно, что вы не верите мне на слово.

— О, разумеется, я вам верю, господин д'Ангилем, — отвечал незнакомец, приближаясь маленькими шажками к кабинету, — разумеется, я вам верю, ибо знаю, что вы человек чести; однако без вашего соизволения или без вашего ведома туда мог проскользнуть какой-либо нескромный человек…

С этими словами странный посетитель приоткрыл дверь кабинета и просунул в щель свою кунью голову.

— Превосходно, — проговорил он, — там и в самом деле никого нет.

«Чего хочет от меня этот чудак?» — пробормотал сквозь зубы Роже.

— А что, стены у вас тут достаточно толстые? — спросил человек с бородавками.

— Разбирайтесь в этом сами, сударь! — взорвался шевалье. — Но только знайте: вы, кажется, выведете меня из терпения.

— Не гневайтесь, милостивый государь, не гневайтесь. Я самым смиренным образом прошу простить меня за все эти предосторожности, но сейчас вы сами поймете, что они совершенно необходимы.

— Не стесняйтесь, сударь, не стесняйтесь! Загляните в шкафы, за драпировки, пошарьте под кроватью… А если вам угодно получить ключи от комода и от секретера, требуйте их безо всякого стеснения.

Незнакомец немедленно воспользовался полученным разрешением: он открыл дверцы всех шкафов, заглянул под кровать, пошарил за драпировками и даже испытующе поглядел на комод и секретер, точно хотел убедиться, может ли туда влезть человек, но два эти предмета обстановки, должно быть, показались ему слишком тесными даже для самого любопытного субъекта, и, учтиво поклонившись, он отказался взять ключи, которые шевалье уже вытащил из кармана, а после этого молчаливого отказа вновь опустил туда.