Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

Их встреча не могла быть случайной, подумал он. Незнакомая музыка, которая была у нее на карте памяти, успокаивала его, как гипноз.

- А ты лечишь наложением рук? — спросил он, когда плей-лист закончился. Он сам не заметил, как перешел на «ты». — Можешь исцелять душевные раны?

Они уже отошли далеко от центра, делая круг мимо агропромышленных предприятий Заринска. Деревья были одеты в желтую и оранжевую листву, а за ними прятались молокозавод, мясокомбинат, а чуть дальше - птицефабрики и свинофермы. Все они были заброшены. Сохранившееся поголовье животных Мазаев держал у себя под боком в поместье.

Данилов начал уставать, а Алиса даже не выказывала признаков утомления, как будто была двужильной.

- Нет, - покачала красивой головой она. — Бабка умела. Прапрабабка тоже. У нас дар передается через два поколения по женской линии. А я умею только делать людям больно. Я умею только раны наносить.

- Надо же. И в этом мы очень похожи.

Данилов чувствовал, что под внешним бархатом она сделана из стали или из какого-то другого металла, немного пластичного, но с абсолютной прочностью на разрыв.

«Из какой же страны чудес или ночных кошмаров ты явилась?»

Они были совсем близко к черте города. Где-то там за лесополосой лежал внешний мир с мертвыми континентами, странами и городами, из которых самым ближним был Барнаул.

- Скажи, а на тебя не давит некросфера? Неприкаянные духи умерших без погребения или что-то в этом роде? - спросил он, вспомнив свои сны и видения.

— Сам ты неприкаянный, - рассмеялась она, совсем как обычная девчонка, а никакая не ведьма. - Какая к черту «некросфера»? Это просто кости и пепел. Та субстанция, которая их скрепляла, призрак, живший внутри трупа, уже давно там, откуда даже самые плохие никого не потревожат. Египетская, тибетская и индийская "Книги мертвых" это гарантируют. А бояться надо живых.

— Нас, — проговорил Саша.

— Тебя? — переспросила девушка. — Нет же. Ты просто хомячок по сравнению с настоящими хищниками. И неважно, скольких людей ты убил. Бояться надо тех, кто делает это, не теряя сон.

Как же много она знает, подумал он. Хотя это скорее дар психолога, а не колдовство.

— А может, это не они умерли? — Александр сделал жест рукой, будто хотел обвести вокруг целого мира. — Вдруг это мы?.. Мы погибли в тот день двадцать третьего. В каком-нибудь крупном, но не глобальном катаклизме.

— Странный ход мыслей.

— А ты представь, что мы в аду. Или, по-твоему, это место похоже на рай?

Алиса улыбнулась, но не сказала ничего. Сделав полный кармический круг, они снова были в центре города. Перед ними высилось семиэтажное здание правления Сибагропрома, выгоревшее в результате пожара, устроенного кем-то в день капитуляции, и стоявшее брошенным и темным. Вредителей искали, но так и не нашли.

Его не собирались взрывать, но восстановление называлось делом далекого будущего. Даже отапливать такую громаду зимой было бы слишком накладно.

"Раньше оно рухнет само, - подумал Данилов, глядя на черные провалы окон и вспучившуюся облицовку. Даже крыша, и та провалилась. - Бог, если он есть, совсем не фраер, и его иконами в кабинете не обманешь".

Власть переехала в достаточно просторный особняк олигарха. Богданов оставил себе с Машей пять больших комнат в левом крыле третьего этажа, а остальное здание перепрофилировали для новых государственных органов. Эти этажи обставили тяжелой обкомовской мебелью, которую нашли на одном складе чуть пострадавшую от воды и снега. По мысли Богданова, офисная обстановка годится только для брифинга менеджеров по маркетингу, а такая - должна настраивать на нужный лад.

В первый же день они только и делали, что снимали, замазывали и счищали отовсюду эмблемные "шестеренки", чтоб не было ни одного напоминания о прошлом.

Данилов вспомнил речь Богданова, которую вчера корректировал в плане грамматики и стилистики. Все-таки он был еще и секретарем вождя. «Мы сокрушили власть бандитов и рабовладельцев. Больше никто и никогда не будет шестеренкой, никто не будет винтиком! Вначале нам будет трудно. Нам оставили в наследство только руины. Но мы построим новый мир, и новое царство свободного человека, где не будет место угнетению и стяжательству, начнется отсюда».

Он хотел в это верить.

— Скажи мне как человек, а не как психолог, - вдруг начал Данилов, хоть и подозревал, что это не те слова, которыми можно заинтересовать незнакомку. - Ты часто вспоминаешь о тех, кого потеряла двадцать третьего августа?

- Нет, - сказала она, с полминуты подумав. Сказать  больше пока была  не готова.

- И я нет, - кивнул Данилов. - У нас еще до войнушки с Мазевым был "Вечер памяти" в кинотеатре. Даже не знаю, чья идея. Мне сразу не понравилось… Я до сих пор не могу понять, зачем нужно было ворошить прошлое, рассказывать чужим людям про свои погибшие семьи.

— Наверно, для того, чтобы эти люди перестали быть чужими, — предположила девушка. - Но как психолог я бы не одобрила это.

— Да, пожалуй. Сплотить… — бесцветным тоном согласился Александр.

И опять понял, что получил штрафное очко, потому что Алисе пришлось самой задать наводящий вопрос:

— И что же такого произошло на этом вечере?

— Я понял, кто я на самом деле. Бездушная мразь.

И тут его будто прорвало.

— Они мне никогда не снились. Ни разу. Вообще, я могу по пальцам пересчитать, когда просто думал о них. Как будто у меня никогда не было ни семьи, ни дома, ни детства. Может, я родился прямо здесь, в этой долбаной пустыне и никогда не занимался ничем, кроме лазанья по катакомбам и истребления себя подобных, — он перевел дыхание. — Я скорблю… о, я чуть ни слезами заливаюсь… по торту со взбитыми сливками, по Интернету, холодильнику, полному еды. По ощущению стабильного будущего. Вот так.

Она не перебивала его. Ей, похоже, было знакомо такое состояние. В нем не было ничего индивидуального.

— Ты считаешь себя виноватым? — наконец нарушила она тишину.

— Наверно. Хотя бы в том, что не чувствую ни тени печали, когда вспоминаю. В том, что с каждым днем вспоминаю все реже. А еще в том, что вообще могу жить нормально.

«И даже лучше, чем раньше», — он не произнес этих слов. Данилов хотел дать ей