В широком прокате - Katrin Sanna

Шампанское моментально ударило всем в голову. Поначалу предусмотрительный Северин пытался нас останавливать от того, чтобы бездумно накачиваться алкоголем.

– Как говорила моя бабушка, свои пускай закусывают, а чужие – как хотят, – пробормотал русский, протягивая Питерс канапе с икрой.

– Я не хочу, Макс, – подруга решительно отвела его руку и залила в себя ещё несколько глотков шипучего напитка.

– Слушай, нам не надо, чтобы ты тут разбуянилась, ладно? – он всё равно положил бутерброд ей на тарелку. – И вы тоже, – обратился он ко мне и Полу, – не налегайте особо на это буржуйское питьё. А то проведёте ночь в обнимку с унитазом.

– Пофиг, – отозвался Макбрайд. – Нужно брать всё от этого момента. Может, мы вообще последний раз в жизни так гуляем.

– Опять эти твои депрессивные настроения, – я всё же прислушалась к совету Макса и закусила канапе с лососем.

– Как будто один я так думаю.

В помещении сделалось жарко и стало нечем дышать, даже больше, чем обычно. Казалось, гул заполнил всё пространство: все вокруг галдели, шумели, веселились, словно соскучились друг по другу и виделись впервые после долгой разлуки, а не двадцать четыре часа в сутки.

И тут взгляд мой зацепился за странную картину: Дэвид, безмерно охмелевший и от этого, видимо, осмелевший, что-то говорил на ухо Сандре, приобняв ту одной рукой за плечи. Смит, выслушав его монолог, ничуть не изменилась в лице. Отхлебнув немного шампанского, она спокойно наклонилась к мужчине и тоже зашептала тому в ухо, только, в отличие от шатенки, режиссёр с каждой секундой становился всё грустней и задумчивей. Окончив речь, Сандра утешительно похлопала Дэвида по спине. Тот поднялся и, не сказав собеседнице больше ни слова, направился в другой конец стола.

Со стороны это выглядело, как будто Штильман сделал непристойное предложение Смит, а та, в свою очередь, дала ему отпор. Я решила воспользоваться тем, что Дэвид отошёл от Сандры, и уже встала, чтобы пойти и подсесть к женщине, но вдруг почувствовала, как кто-то уцепился за моё запястье. Повернувшись, я увидела вскочившего со своего места Макбрайда, которого изрядно пошатывало.

– Лиз, мне надо с тобой поговорить, – еле ворочая языком, сказал Пол.

– Давай немного позже, ладно? – попросила я.

– Я подожду тебя, – он развернулся и побрёл к выходу из столовой.

Не поинтересовавшись даже, где британец собирается меня ждать, я поспешила к Смит.

– У тебя появился новый поклонник? – едва успев сесть рядом с шатенкой, выпалила я.

– Не одной же тебе позволено разбрасываться ухажёрами налево и направо, – парировала она.

– И почему же ты его отвергла?

Смит долго смотрела на меня, и, в конце концов, ответила, иронически улыбнувшись:

– Не люблю начинать того, чего не смогу продолжить.

– Нет, правда, он что, к тебе подкатывал? – я никак не могла в это поверить.

– По-твоему, перспективный датский режиссёр не может симпатизировать привлекательной надзирательнице?

– Может, вот только не вижу здесь никаких привлекательных надзирательниц.

Она собиралась что-то ответить мне, но вдруг в нашу беседу ворвалась Питерс. Она бесцеремонно уселась мне прямо на колени, обхватила за шею и, пытаясь сфокусировать взгляд на Сандре, заявила:

– Хватит уже перемывать мне косточки. Смит, давай выпьем с тобой на брудершафт.

Сандра, к моему изумлению, поддержала идею Джен. Их правые руки переплелись, и они опустошили бокалы.

– Ты забрала её у меня, – подруга оперлась о плечо Смит и указала на меня.

– Джен, – укоризненно вставила я.

– Так надо было крепче держать, – твёрдо глядя в глаза своей обвинительнице, выговорила Сандра.

Джен на несколько мгновений опешила от такого ответа. Она о чём-то задумалась, устремив взгляд в пол, а потом, кивнув самой себе, словно соглашаясь с последней фразой, бесцветно проронила:

– Ну и ладно, сплетничайте тут дальше без меня, – и, прилично покачиваясь, удалилась.

– И что ты сделала? Не могла промолчать? – накинулась я на Смит.

– Я сказала, что думаю. Хочешь, чтобы я побежала за ней и умоляла о прощении? Этого не будет. Лучше сама иди за ней.

– Не пойду, – буркнула я, и вправду не ощущая никакого желания в очередной раз слушать упрёки подруги. – Вы обе мне надоели. Мне вообще все здесь надоели, – я махнула рукой на неслабо набравшихся коллег. – Когда всё это закончится? Это похоже на страшный сон, в котором мы застряли, и непонятно, как из него выбраться.

– Помнишь, однажды я сказала, что, если бы знала, на что подписываюсь, никогда бы не согласилась?

Я кивнула, хотя выпитое шампанское не позволяло вспомнить подробностей того случая.

– Я была не совсем честна, – призналась она. – Даже если бы мне перед переброской сюда всё рассказали, я не отказалась бы.

– Тоже мне новость, – фыркнула я. – Конечно, ты бы согласилась променять тюремную камеру на цивилизованный бункер.

– Дело даже не в тюрьме. Меня бы привлекла возможность быть причастной к подобному эксперименту. Я мало что смыслю в искусстве, потому что всегда была далека от этого и не понимала, какая от него польза. И мне всегда хотелось узнать, что же тянет таких, как ты, таких, как все вы, заниматься этой игрой. Да, я считала это всего лишь игрой. Но сейчас, спустя несколько месяцев после того, как я лицом к лицу столкнулась с вашей жаждой творить, жаждой передать зрителю часть себя, часть своей души, поделиться с ним своими прозрениями и, как бы примитивно это ни звучало, изменить что-то в мире при помощи движущихся картинок – сейчас я осознала, сколько энергии, сколько силы сокрыто в творчестве. И то, что вы снимаете, – гораздо больше, чем фильм, который посмотрят перед сном и о котором забудут на следующий день. Шестьдесят три человека повлияют на тысячи и миллионы людей. Я рада, что судьба забросила меня сюда. И – это будет произнести сложнее всего – я преклоняюсь перед тем, как каждый из вас, не жалея себя, выкладывается на съёмочной площадке.

– Ну, как говорил один мой знакомый режиссёр, если ты себя жалеешь – тебе нечего делать в искусстве, – поражённая её исповедью, выговорила я. Как и всегда после слов Сандры, я испытывала к ней смешанные чувства, ведь до сих пор мне было непонятно, есть ли хоть слово правды в её так называемых признаниях. – Но я продолжаю сомневаться, стоит ли всё это таких жертв.

Сандра смекнула, к чему я веду, и спросила:

– Тебе никак не удаётся принять себя?

– А тебе это быстро удалось – смириться с собой? – с нажимом сказала я.

– Конечно, нет. Но это всё равно случилось.

– Как?

– В один из непростых дней я поняла, что ради службы готова снести любые лишения, любые пытки. Меня согревала мысль, что я помогаю многим людям. И ради того, чтобы отдавать всю себя делу, я согласна была отказаться от многого. Почти от всего. Я, правда, не могу рассказать тебе больше, – слегка виноватым тоном произнесла шатенка. Видимо, у меня на лице отразилось подобострастное желание проникнуть за тайну этих общих фраз и узнать, какие конкретные события кроются за ними. Улыбнувшись, она добавила: – Хоть и хочу. Но это будет слишком безрассудно.