Тихие слова любви - Сара Джио

– Все нормально, я просто…

– У Джейн случаются мигрени, – вмешался Кэм.

Я ненадолго закрыла глаза, чтобы туман рассеялся. Мне придется весь обед мучиться головной болью, изнутри будет что-то давить на глазные яблоки, но я знала, что нового эпизода не будет. Это никогда не случается дважды при общении с одними теми же людьми.

– Бедняжка, – пожалела меня Клаудия. – С Джеральдом такое тоже случается. У него голова болит от сыра, но он от него все равно не отказывается. И еще у него непереносимость лактозы. – Клаудия покачала головой. – Если вы думаете, что он отказался от молочных продуктов, то ошибаетесь. Он не слушает доводов разума.

Джеральд нахмурился.

– Сыр, – произнес он, качая головой. – Она хочет, чтобы я отказался от сыра!

Я посмотрела на Кэма и улыбнулась. Его родители искренне любят друг друга. Несмотря на возраст. Несмотря на постоянные перепалки. Несмотря на ворчание по поводу жизни и сыра. Это любовь.

* * *

Кэм пригласил меня к себе, и когда мы устроились на диване с бокалами вина, он провел рукой по моим волосам.

– Знаешь, я не могу в это поверить. Я не могу поверить в то, что ты увидела за обедом между моими родителями.

– Почему?

Кэм принялся вращать вино в бокале.

– Я был уверен, что вся любовь, соединившая их когда-то, за прошедшие годы испарилась. Они без конца ворчат друг на друга.

Я кивнула.

– Я слышала, что каждая любовь заканчивается перепалками на кухне.

Кэм хмыкнул.

– Перепалками на кухне?

– Да. Но твои родители все еще любят друг друга среди кухонной утвари. Очень сильно любят.

Кэм улыбнулся так, как будто был удивлен до глубины души.

– Даже после сорока пяти лет брака, когда они то и дело говорят о непереносимости лактозы у моего отца?

Я ответила ему улыбкой.

– Да, любовь не отменяет непереносимость лактозы.

Он придвинулся ближе ко мне.

– Как ты думаешь, мы с тобой могли бы найти любовь? – прошептал он. – Как ты думаешь, человек с твоим даром мог бы увидеть ее в нас?

Он был так близко, что я чувствовала запах его кожи, его дыхание, сладкое и опьяняющее. Мое сердце забилось быстрее, когда я переплела свои пальцы с пальцами Кэма. Я вспомнила Колетт и задумалась: увидела бы она любовь между нами? Я и хотела это знать, и не хотела. Больше всего в эту минуту я желала отдаться чувствам. И, прижавшись губами к губам Кэма, я забыла обо всем.

4572, Саннисайд-авеню

Мэри свернула на подъездную дорожку. Она была рада тому, что грузовичок Луки все еще припаркован напротив ее дома. Честно говоря, у нее даже сердце забилось быстрее. Стоял уже конец сентября. Поскольку Мэри решила сохранить камин, ремонт кухни и уголка для завтрака занял больше времени, чем планировалось, но в глубине души она радовалась этому, потому что Лука дольше задержался в ее доме. Теперь работы подходили к концу, и Мэри начала тревожиться. Ей становилось не по себе при мысли о том, что она останется в одиночестве, хотя уже совсем скоро должна была родиться ее малышка.

Мэри услышала звук пилы на заднем дворе и улыбнулась про себя. Лука. Оказалось, что его дружба значила для нее куда больше, чем она ожидала. Он помог ей собрать колыбельку и покрасить детскую. А Мэри, как только установили новую плиту, готовила для него еду. Иногда она заказывала еду на дом, и тогда они подолгу сидели за столом, рассказывая друг другу истории и активно помогая себе при этом жестами. Мэри удовлетворенно вздохнула, вспомнив предыдущий вечер.

Луке пришлось временно отключить воду, пока водопроводчик устанавливал новый кран. Поэтому Мэри предложила ему пойти в маленький ресторанчик «У Джулии», расположенный в конце улицы. Вечер выдался теплый, на кленах, высаженных вдоль тротуара, щебетали птицы.

– Осторожно, – предупредил Лука и взял Мэри за руку, когда она едва не ступила в открытый люк. Ее живот был уже просто огромным. В такие теплые дни, как этот, она часто размышляла, какого размера он достигнет к родам, которые ожидались в декабре. У Мэри часто спрашивали: «Ты ждешь двойню?»

Лука во второй раз прикоснулся к ней. Первый раз был случайностью. Они стояли возле плиты и рассматривали, как выложена мозаика на стене. Их руки соприкоснулись, и по коже Мэри мгновенно побежали мурашки. Лука тогда отступил назад и нервно потер лоб.

Мэри вошла в дом и положила ключи на столик у стены. Она все еще вспоминала предыдущий вечер. В ресторане администратор провела их к маленькому столику в глубине зала у самого аквариума, в котором плавали две пухленькие золотые рыбки.

– В детстве мне всегда хотелось иметь золотую рыбку, – сказала она Луке. – Но моя мама так и не позволила мне этого, хотя это самые удобные домашние питомцы в мире.

Лука улыбнулся и указал на золотую рыбку размером поменьше.

– Вот эта маленькая ты, а большая рыба – это я.

– Ты только посмотри на них. Они выглядят счастливыми даже в аквариуме, – воскликнула Мэри.

Он кивнул.

– Ты можешь быть счастливым везде, если есть любовь.

Это была самая совершенная английская фраза, которую Лука произнес за все это время, и Мэри понравилось то, как сверкнули его глаза, когда он это говорил. Разумеется, Лука был прав. После того, как Илай ушел от нее, их красивый дом, которым она так гордилась, потерял для нее свою значимость. Любовь ушла. Но с любовью она могла бы жить и в лачуге, и в трейлере… и даже в аквариуме на двоих.

Мэри заглянула на кухню, где Лука прикручивал ручки к нижнему шкафчику. Эти ручки она купила в специальном магазине. Мэри никак не могла выбрать между полированным никелем и пьютером, потом выбрала первый вариант, и эти ручки идеально подошли к белым шкафчикам.

Старый камин, который так ненавидел Илай, остался на своем месте. Мэри радовалась ему, словно старому другу.

– Забавно, – сказала она, оглядываясь по сторонам. – Поначалу и ремонт, и беременность казались вечными, но время пролетело так незаметно…

Мэри вдруг стало грустно: и Лука скоро уедет, да и ее муж не увидит современную кухню, в которой они собирались готовить вместе. Она тогда представляла, как по утрам в воскресенье они будут попивать кофе, сидя на кухне, и обмениваться страницами «Нью-Йорк таймс». На сковородке шипит бекон, в духовке пекутся маффины с черникой. Запах счастья.

Но когда Мэри провела рукой по разделочной доске, которую Лука отполировал до идеальной гладкости, в глубине ее существа зародились другие чувства. Как только он закончит дверной проем, он уедет, займется следующим проектом, и эта перспектива пугала Мэри.

За все эти месяцы ремонта и беременности Лука оставался постоянной фигурой в ее жизни, единственным надежным человеком. Она возвращалась домой после дня работы в салоне, а он был в доме: что-то прибивал, пилил, красил, строгал. Как старинный канделябр в прихожей, Лука стал частью ее дома и ее жизни, и Мэри не была готова попрощаться с ним навсегда.