Последние дни Супермена - Эдуард Лимонов

Генрих преодолел пространство от окна до двери в прихожей в несколько прыжков. Рванул одним поворотом замок… За дверью стояла мокрая, ужасно накрашенная и ужасно бледная Алиска с допотопным потертым саквояжиком в руках.

— Бэби!

— Генри!

На голове существа дотаивал дождь-снег, и потому мокрые волосы девчонки выглядели темнее обычного. Генрих схватил существо и ее саквояжик в охапку и втащил их в свою темную берлогу. Сквозь пленку дождя и ветра внутри существо оказалось теплым. Подержав существо в руках некоторое время, Генрих почувствовал это. Он все целовал и целовал существо в мокрые волосы, ушки, шею и глаза. Оно раскрасило глаза фиолетовым, и они расплылись от снега…

— Бэби, я так ждал тебя!

— Врешь, — всхлипнуло дитя. — Ты должен ненавидеть меня, я знаю. Магги нашла дневник… Я — ебаная идиотка…

— Я ждал, ждал тебя каждый день…

— Они держали меня в больнице, Генри. Я не могла убежать раньше. Посмотри, — дитя завернуло широкий рукав пальто, показало Генриху голую руку, — видишь, сколько уколов. Лечили… животные. — Дитя всхлипнуло…

— Но зачем ты это сделала, kid, без меня?

— От возбуждения, Генри, мне хотелось чего-то необычного, праздника. Концерт меня возбудил. Я подумала, как я счастлива, что у меня есть ты, что я потом возьму такси и приеду к тебе. Немножко героина, чтобы стать еще счастливее. Я всегда после дозы чувствую себя очень счастливой, даже плачу… от счастья.

— Перестаралась, kid…

— Генри, мы бегали в туалет каждые пятнадцать минут, всадить еще дозу. Я думала, они маленькие, эти порции.

— Бэби, бэби, столько людей думало, что они маленькие, столько… И Джанис Джоплин, и Джимми Хендрикс, и твой Сид Вишес… и еще десятки тысяч, может быть, или даже больше, думали, что они маленькие…

— Генри, я не хотела тебя предавать. Магги нашла, что я писала о Супермене. Там немного, всего несколько записей. Потом она выудила твой телефон из моей книжки. Там не было даже твоего имени. Только буква S и телефон… Что теперь делать?

— Ничего, kid, твоя сестра побоится нас предать…

— Лучше все-таки нам уехать из Парижа, Генри, и, может быть, из Франции. Давай уедем…

— Ты хочешь уехать со мной, правда?

— Конечно, Генри, я люблю тебя. Ты для меня самый близкий человек в целом мире. Я все обдумала в госпитале. Я хочу быть с тобой…

— И я тебя люблю, kid, ты моя женщина… Ты женщина для меня.

— Правда? — хлопнула глазами девчонка, пристально поглядев вверх на Генриха, гордая только что присвоенным ей званием женщины.

— Правда, правда…

— Выеби меня, а, Генри? — вдруг стеснительно попросила девчонка. — Я в госпитале только об этом и думала, даже мастурбировала, вспоминая, как ты меня трахаешь…

Генрих расхохотался от этой просьбы и признания. Услышала бы сестра Магги грубое «выеби», что бы она подумала… Между тем на жаргоне Алис и Генриха это значило: «Люби меня, пожалуйста. Люби меня нежно, я тебя хочу». Генрих взял девчонку на руки, девчонка так и была еще в мокром пальто, и унес ее в спальню, где, похихикивая и повизгивая от смущения, отвыкшее от него дитя через некоторое время превратилось в женщину Генриха. Куда лучше всех других женщин его жизни.

46

Сестра Магги позвонила после полудня и потребовала Алис к телефону. Шлепая по полу босыми ногами, девчонка прошла в ливинг-рум и поговорила с сестрой странно спокойным, непохожим на своевольную Алис тоном. До Генриха, вернувшегося в темноту спальни, донеслись несколько фраз:

«Я прошу тебя оставить нас в покое…»

«Я верю в то, что ты любишь меня…»

«Магги, я сама пришла к нему…» «Сама»… «Это мое решение»…

Генрих подумал, что в госпитале девчонка, очевидно, действительно обдумала свою жизнь, ибо неожиданным уверенным спокойствием веяло от ее тона.

— Все в порядке, — сообщила Алис, вернувшись в спальню. — Я убедила ее заткнуться и оставить нас в покое. Случился очередной пожар. Кто-то показал ей старый номер «Либерасьон». Этот, со статьей об ограблении в «Плаза Атэнэ». Она узнала из описания того, что взяли, кольцо и запела старую песню…

— Какую из старых? — спросил Супермен.

— А, скучную и нудную песню буржуазной пизды… «Ты погибнешь, этот сумасшедший шпион поймал тебя в свои сети… Если он шпион, то почему он превратился в грабителя… Вас застрелят…» Весь набор говна, каким может быть полна голова ехecutive woman[118]из Бритиш Бродкастинг корпорейшн…

Девчонка легла рядом с Генрихом и положила голову ему на грудь. Генрих лежал и думал о том, что положение их дел — его и Алискиных — не блестящее и даже угрожающее. Слишком тяжелый груз лежит сейчас на хрупкой истеричной женщине Магги, законопослушной, нормальной и трусливой. И неизвестно, долго ли еще она будет верить в то, что «Организация» Генриха убьет ее, если она обратится в полицию. Очень даже возможно, что однажды она вдруг поверит в то, что полиция сильнее невидимой советской «Организации» и сумеет защитить Магги от ее мести. Алис? Магги может также уверить себя, что для блага же Алис будет лучше, если девчонка посидит несколько лет в исправительном заведении. Не много, уверит себя Магги, год или два… Уверит, для того чтобы свалился груз с нее, Магги. А чувство тяжести груза и есть трусость.

Генрих слишком хорошо знал людей, чтобы доверять им. Он был предан в этой жизни бесчисленное количество раз, в мелких и больших делах, он не верил, как Алис, что все в порядке. Магги не оставит в покое ни их, ни себя… Настоящим побудительным мотивом может быть что угодно, даже зависть Магги к счастливой сумасшедшей младшей сестре… Конечно, Магги любит Алис, но подсознательно, может быть, она ее ненавидит. После того как однажды Генриху пришлось прослушать пленку беседы его будто бы лучшего друга с представителями британского закона, Супермена уже ничем не удивишь… Что же делать с Магги? Как заставить ее молчать? И возможно ли это? Не лучше ли убежать от нее? Все равно ведь Генрих собирался уехать в «страны»…

— А правда, Генрих, — вдруг прошептала с его груди девчонка, — кто же ты больше, грабитель или шпион? Ты прости, что я спрашиваю, но я не совсем понимаю.

— Я — шпион-ренегат, — вздохнул Супермен. — Как бы тебе это объяснить… Мне надоело защищать дело, в которое я не верю… Нет, даже не так — я устал служить кому бы то ни было. Я пытаюсь сейчас служить только себе, kid. Да, себе, это будет точнее.

— Да, я понимаю, — шмыгнула носом девчонка, — они тебя достали, да? Я всегда, когда смотрю фильмы про шпионов, не могу понять, почему эти ребята, такие сильные, смелые и героические, не начнут вдруг работать на себя, вместо того чтобы выполнять указания старых и ничтожных клиентов. Я понимаю тебя, Супермен…