Предрассветные миражи - Ника Муратова

Территория была огорожена колючей проволокой, как и все более или менее нормальные дома в Морсби. У некоторых через проволоку был даже пущен электрический ток, чтобы отпугивать непрошеных гостей. Дом выглядел довольно просто и незатейливо. В доме было все необходимое: скромная мебель, телевизор, вентиляторы вместо кондиционеров, светлая кухонька. Главным украшением дома служили изделия местного производства. Многочисленные корзины, деревянные скульптуры, маски, ожерелья, чашки причудливой формы, вырезанные из дерева крокодилы и черепахи — все это стояло на полках, на полу, висело на стенах — словом, заполняло практически все свободное пространство.

— Нравится? Я такая ненормальная — уже и места в доме нет, а я все покупаю, покупаю, не могу остановиться. Я просто влюблена в их изделия. И Глеб такой же — это наша с ним коллекция.

— Как вы все это собираетесь вывозить?

— Не знаю. Не задумывалась. Глеб позаботится. Ему все равно придется контейнер арендовать, если что. И потом, я не собираюсь еще отсюда уезжать, — с вызовом произнесла она, в упор глядя Ладынину в глаза.

Опять двадцать пять! Она как будто с Луны свалилась и сама не ведает о своих проблемах.

— А что вы собираетесь делать? Садиться в тюрьму?

— Никто меня не посадит. Не за что.

— Уже, насколько я знаю, сажали.

— Как задержали, так и отпустили.

— Во второй раз может повезти меньше.

— Это мои проблемы.

— И мои тоже, раз я здесь.

Кристина устало опустилась в кресло. Помолчала, накручивая на палец волосы. Потом встала и принесла воды в кувшине.

— Так что там хочет юрист?

«Это уже лучше», — подумал Андрей, чувствуя себя победителем. Неужели она стала потихоньку понимать серьезность своего положения? Кристина терпеливо выслушала его назидательный монолог о нужных документах и необходимости как можно скорее выехать из страны. Она даже принесла папку, где хранила копии всех писем по поводу ее виз и нахождения в стране.

— Мы уже предоставляли все это, когда меня задержали. — Голос ее звучал тихо. — Ничего другого у меня нет. Они не смогли тогда ни к чему придраться и отпустили. Ты же понимаешь, что все это — повод. Причина состоит совсем в другом.

— Вы сами дергаете кота за хвост. И не кота даже, а льва, так как вы здесь — маленькая пешка в большой игре. Вам не справиться с махиной коррумпированного механизма.

— Наверное, ты прав. Но ведь ты видел сегодня этих детей… Ты запомнил их глаза? Ты увидел полную безнадежность в их взгляде? И это глаза детей, для которых надежда на счастье должна быть так же естественна, как желание жить, играть, веселиться. Сейчас я покажу тебе кое-что.

Кристина уселась на полу, скрестив ноги по-турецки, вытащила из прямоугольной корзины из-под журнального столика увесистую папку, полную сшитых страниц, стала перелистывать их, хмуря брови.

— Скажи честно, тебе было жалко детей в больнице?

Она не смотрела на него, сосредоточившись на сшитых листах в папке.

— Конечно, жалко. — Андрей пытался заглянуть в содержимое папки, но с его кресла ничего невозможно было разглядеть.

— И мне жалко. И другим жалко. Всем жалко. Только одни жалеют и помогают, что хорошо, другие жалеют и ничего не делают, что тоже ничего, а третьи жалеют, громко жалеют — на страницах газет, с правительственных трибун — и при этом воруют предназначенные для этих детей деньги. Вот это я ненавижу больше всего.

Она помолчала, глядя в пустоту.

— Жалость — она избирательна. Ты знал об этом? Одних нам жалко. А других в такой же ситуации — нет. Почему? Я не знаю. Почему мы готовы пожертвовать всем для чужих, а беды ближних порой игнорируем? Почему люди готовы обобрать своих же?

— Кристина, это демагогия. Это было, есть и будет, потому что…

— Потому что все закрывают на это глаза. Ты знаешь, как тратятся деньги из корзины гуманитарной помощи? Вот, полюбуйся. Здесь отчет о недавней миссии по оценке состояния госпиталя. Смех, да и только. Хоть плачь от смеха или от горя. Были потрачены огромные деньги на приезд членов миссии, на их страховку, на их жилье, на их отдых, на их членство в яхт-клубе, в спортивном клубе (как же без этого!) и так далее. Провели эти консультанты здесь несколько месяцев, с умным видом перебирали бумажки в госпитале. Потом написали отчет типа: «Госпиталь находится в ужасном состоянии. Срочно требуется дополнительная аппаратура, лекарства и ремонт». Врачи госпиталя с недоумением читают этот отчет, думая при этом: «А что такого нового, чего мы сами не знаем, открыли приезжие господа?» И не факт, что организация, пославшая миссию и затратившая на нее несколько сот тысяч долларов, основываясь на отчете, выделит помощь госпиталю. Может, и выделит мизер, а потом всем скажет: «А мы помогаем госпиталю!» И сумму помощи укажет, совокупную с затратами на миссию. В газете появится именно эта сумма. А там кто уж будет разбираться, что на что пошло. А знаешь, почему эта нелепая миссия стала возможна? Потому что некоторые люди в правительстве получили из этого же проекта огромную сумму денег на нужды клиники и потратили их на себя. Руководители проекта не стали докапываться до сути. И те и другие в итоге обманули больных людей. Но если чужакам простительно, им никогда не было дела до папуасов, но свои-то, свои! Как они могут?

Она говорила с такой страстью в голосе, словно речь шла о ее собственном ребенке, которого обманули, обокрали, лишили законного. Почему ее так трогали чужие проблемы? Почему она, женщина с другого континента, приехавшая сюда отдыхать, втягивается в местные проблемы, рискуя сломать свою хрупкую шею?

— Кристина, откуда у вас эти финансовые отчеты? Откуда фамилии?

— Да так. Раскопала. Помогли друзья. Это будет бомба, когда я опубликую все материалы.

— Это, должно быть, не простые друзья. Зачем же они помогают вам копать себе могилу? Они же понимают, что подставляют вас, снабжая подобной информацией. Почему эти друзья сами не публикуют это? Почему они используют вас? Вас, у которой и так проблем полный рот.

— Мне нужна эта информация. И скоро я добуду еще больше имен и узнаю, куда ушли деньги госпиталя. Мне сказали, что их еще можно вернуть. Можно заставить воров отдать деньги, пусть даже под другим, более благовидным предлогом. И пока я не закончу, пока не добьюсь шанса вернуть деньги для истинно нуждающихся, я отсюда не уеду. Я знаю, что это не изменит мгновенно ситуацию, но это послужит вкладом в общее недовольство. Маленький кирпичик, знаю. Но он нужен. И не притворяйся, что ты этого не