Возвращение Томаса. Башня-2 - Юрий Никитин

Король сказал с великой неохотой:

– Да, конечно… Господь на вашей стороне, сэр… Эй, сэр Гогенлерд! Провозгласите сэра… как вас…

Из-за спины прошептал сэр Ольстер:

– Сэр Томас Мальтон из Гисленда, ваше величество.

– Томас, – ответил Томас с достоинством, – сэр Томас Мальтон из Гисленда, ваше величество.

Король Гаконд сказал высокомерно:

– Провозгласите сэра Мальтона из Гисленда победителем.

Томас вскинул руку.

– Сэр Гогенлерд, остановитесь. Я не хочу этого. Все и так видят, кто победил. Не стоит наносить новую рану этому в самом деле отважному и могучему воину. Такая рана для настоящего мужчины покажется злее, чем та, которую я нанес мечом.

Человек в мантии сказал громко:

– Достойная речь сына церкви! Вы дрались, как лев, но речь ваша подобна воркованию сизокрылой голубки, что жила в хлеву, где родился Христос.

Томас с достоинством поклонился.

– Я рыцарь Храма, сэр.

– Ах, тогда понятно!

Министр с еще большей симпатией посмотрел на Томаса, наклонился к уху короля, что-то пошептал. Король нахмурился, повелительным движением подозвал Томаса.

Томас приблизился, с достоинством преклонил колено перед сюзереном, стараясь проделать это с привычным изяществом, но тяжелые, как чугун, ноги слушались плохо.

– Вы победили, сэр Томас, – сказал Гаконд все еще недовольно. – Но вы устроили такое представление для народа, что, как вижу, турнира уже не избежать. Вы, конечно, отдохнете и останетесь?

Томас ответил учтиво, но твердо:

– Ваше величество, я обещал своему коню дать небольшой отдых, но… будем считать, что я бесчестно обманул бессловесное животное! Я отправлюсь к Черной Язве прямо сейчас.

Король смотрел пытливо из-под по-королевски набрякших век.

– Мне уже рассказали, что вы сумели вышибить из седла всех лучших рыцарей моего королевства! Если останетесь, наверняка станете победителем. О вас будут слагать песни.

Томас покачал головой.

– Ваше величество…

Он умолк, король смотрел внимательно, министр сказал одобрительно:

– Этот рыцарь, ваше величество, молод годами, однако он прошел трудными дорогами. Жаль, что он взвалил себе на плечи такую задачу… Борьба с Черной Язвой – это ближе к церкви, чем к отважным воинам. Да и не всякий служитель церкви дерзнет выступить, бессмысленно гибнуть – не по-христиански! Нужны умелые воины-клирики из Ватикана.

Прекрасная королева смотрела на Томаса с грустью, он видел по ее глазам, что она уже оплакивает его гибель в черных болотах. В стороне слышались веселые крики, вопли. Кто-то заорал возмущенно, но его крик потонул в радостном гомоне, смехе, даже дерзких песенках. Король оглянулся, поморщился, королева покачала головой, министр перекрестился и сказал с укором:

– А что, все верно. Урок за бахвальство.

– Да уж, – согласился и король. – Господь долго терпит, но больно бьет.

Томас все оглядывался на веселящуюся толпу, пока не раздался треск, один из роскошных шатров завалился, красная материя накрыла барахтающихся под ним людей. Несколько человек с готовностью распороли дорогую ткань, через дыры вылезли хохочущие люди, многие прижимали к груди серебряные подносы, украшенные камнями утятницы, золотые кубки, кто-то нес целого жареного гуся и на ходу впивался зубами в нежное, исходящее паром мясо…

Гаконд перехватил непонимающий взгляд Томаса.

– Это шатер графа, – пояснил он. – Оруженосцы и слуги все здесь, спасают хозяина, а шатер без присмотра. Вот и расхищают приготовленное для пира.

Томас благочестиво перекрестился. Что Господь ни делает, все к лучшему. Освиневший граф был настолько уверен в победе, что созвал праздновать победу над сэром Армагаком толпу гостей. И привез сюда из замка лучшую посуду из золота и серебра, всю украшенную драгоценными камнями, великолепные кубки, не говоря уже о том, что по его приказу двадцать поваров готовили к этому моменту птицу, дичь, оленину, в шатер завезли сорок кувшинов самого дорогого и редкого вина…

Даже шатер у него самый пышный и дорогой. Сейчас этот шатер с превеликим рвением втаптывают в землю, рвут дорогую ткань, ломают в нем столы и скамьи, расхищают все, что стоит расхищения. Простолюдины есть простолюдины, падение благородного человека им приятно вдвойне.

– Ваше величество, – сказал Томас с поклоном, – с вашего разрешения, я отбываю.

Калика, уже на коне, подвел в поводу его гуннского коня. Тот взглянул с укоризной, Томас мысленно пообещал ему дать отдохнуть, как только скроются из вида этого турнирного сборища. Кто-то из рыцарей с готовностью помог Томасу взобраться, после блистательной победы у него появилось множество сторонников.

Неожиданно подбежал один из молодых рыцарей, что-то прошептал королю на ухо. Тот потемнел, вздохнул, развел руками. Лицо стало мрачным и раздраженным.

Калика, прислушавшись, шепнул:

– Граф Лангер, не желая жить по твоей милости, сорвал повязки и только что истек кровью.

Томас перекрестился.

– Пусть Господь примет его дурную, но рыцарскую душу.

Он разобрал поводья и красиво прогарцевал на прощанье перед королевской трибуной. Усталый жеребец из последних сил перебирал ногами, рыцарь в полных доспехах весит немало, Томас ощутил, как жеребец на миг задержал дыхание, в нем что-то прошло внутри, он вздрогнул, одновременно раздался могучий сильный рев, каким архангел созывал бы на последний суд.

Томас съежился, он видел, как прекрасная королева вздрогнула, как умолкли и вытаращили глаза ее придворные на пукнувшего коня. Калика проезжал в сторонке, а когда взгляд испуганного Томаса упал на довольное лицо отшельника, тот поднял кверху большой палец и кивнул в сторону королевы.

Сжав сердце, Томас заставил коня приблизиться к галерее, учтиво поклонился и сказал:

– Ваше величество, прошу простить за такую маленькую вольность…

Королева неожиданно усмехнулась:

– Ничего, сэр Томас. Не смущайтесь! Я понимаю, вы больше привыкли к ратным подвигам, чем к соблюдению всех мелочей этикета.

– Спасибо, ваше величество, – пробормотал он, шпорами заставляя коня попятиться.

Она кивнула на прощанье, милостиво добавила:

– Если бы вы не извинились, я продолжала бы думать на вашего коня.

Дорога ныряла с холма на холм, Томас ощутил себя на палубе корабля, что взбирается на огромную волну, чтобы тут же соскользнуть по склону и начинать взбираться за следующую. Его все еще мутило, что так и не сумел оправдаться перед королевой, она тогда отпустила его милостивым кивком, а он, как дурак, поехал и только за оградой турнира сообразил, что надо бы как-то объясниться. Но Олег ухватил поводья его коня и сказал твердо, что любое возвращение расценят как попытку остаться либо на турнире, либо в королевской свите.