Флобер - Бернар Фоконье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В июле Флобер наконец заканчивает третью версию «Искушения святого Антония». И весьма своевременно. В начале июня он пишет Тургеневу: «Святой Антоний начинает мне докучать и даже в какой-то степени беспокоить. И это не пустые слова»[277].
В чем состоит новизна третьей версии книги в сравнении с двумя предыдущими? Труд Флобера заключался в «полировке» текста с целью устранения малейшего риторического эффекта. С одной стороны, он стремился к тому, чтобы видения святого Антония носили более правдоподобный характер. На полях своей рукописи автор пишет: «Не хочу, чтобы по прошествии какого-то времени все узнали, что это — плод моего воображения, поскольку видения были ясными и четкими»[278]. Или же: «Все должно быть до предела реалистичным. Исключить то, что может напомнить театр, сцену, рампу»[279]. С другой стороны, он хочет показать, что видения «полностью смешиваются с реалиями повседневной жизни»[280]. И вот, чтобы достигнуть результата, когда самая высокая поэзия переплетается с конкретной реальностью ученого труда, Флобер удаляет из текста третьей версии все аллегорические элементы, какие встречаются в предыдущих версиях, например «персонажи» Наука или Логика.
В итоге Флоберу удается создать произведение, не похожее ни на какое другое, словно он «промыл» текст, как золотой песок, до такой степени, что исчезли все шлаки и примеси. Получился необычайно поэтичный, реалистичный, фантастический, энциклопедический текст, похожий одновременно на исторический и метафизический сон. Он пронизан юмором и воспевает жизнь во всех ее проявлениях, мир, материю во всех видимых и невидимых аспектах посредством визуального ряда, предназначенного для того, чтобы увести нас в увлекательный мир поэтической фантазии. Писатель наконец справился с поставленной задачей: он укротил этого зверя, свою книгу, которая стала проявлением настоящего безумства художника слова. Ее нельзя причислить ни к какому литературному жанру.
И что теперь? Публиковать? В тот момент об этом не могло быть и речи. Летом 1872 года Флобер передает свой текст копировальщикам, чтобы они переписали его начисто. Их работа заканчивается в сентябре. «У копировальщиков голова идет кругом от усталости и изумления, — пишет он племяннице Каролине. — Они заявили, что заболели все до одного, поскольку это произведение оказалось „слишком крутым для них“»[281]. И все же дело заканчивается тем, что Флобер кладет плод своего труда в ящик письменного стола и старается не вспоминать о нем.
Нет ничего удивительного в том, что все последовавшие за смертью матери месяцы Гюстав переживает глубокую депрессию. И даже работа не выводит его из этого состояния. Возможно, она усугубила его болезнь? Отрицательный ответ напрашивается сам собой, поскольку письма, относящиеся к этому периоду жизни Флобера, показывают, что перед нами человек, который продолжает, что бы ни случилось, поиски идеальной литературной формы. По правде говоря, писатель не желает больше слышать ни об издателях, ни о парижских литературных псевдокритиках. Опасается ли он новой волны нападок со стороны критиков, если решится опубликовать своего «Святого Антония»? Ему надоело постоянно бороться с ветряными мельницами. Возможный провал грозит причинить ему страдания, которые он уже будет не в силах вынести. Будущее покажет, насколько были оправданны его опасения. Многие проекты этого великого писателя так и остаются непонятыми широкой публикой.
Флобер принадлежит к числу художников слова, которые отказываются получать дивиденды путем многократного переиздания одной и той же книги, используя ее как «золотую жилу». Золя и Мопассан, его преемники и духовные сыновья, прекрасно поняли, чего ждет от них публика, несмотря на то что они тоже были мишенью для убийственной критики. Они знали, что от романа до романа, от новеллы до новеллы писателю следует вносить оживление в сплоченные ряды читателей, не сильно нарушая их вкусы и привычки. Каждый проект Флобера — это вызов обществу или новое жертвоприношение. Он словно принял обет мученичества от искусства. Как никому другому, Флоберу известно, что «Святой Антоний» — нереальная для понимания книга. Это в некотором роде литературный монстр. Вот почему писатель никогда не питал иллюзий относительно того, как она будет принята обществом. Он написал это произведение в третий раз, потому что не мог поступить иначе. Вот и все. Кроме того, работа над книгой доставила ему такое удовольствие, какое может дать лишь художественное творчество: в тиши своего кабинета он почувствовал себя настоящим хозяином литературной формы, которую искал всю жизнь.
В действительности, после «Госпожи Бовари» с ее скандальным успехом все последующие сочинения Флобера принимались читателями без особого энтузиазма. Так, «Саламбо» пользовалась отнюдь не бесспорной популярностью. Скорее всего, это была дань моде, господствовавшей в то время в светских салонах. Роман «Воспитание чувств» и вовсе оказался провальным, что причинило много горя его автору. Несмотря на то что Флобер делает вид, что ему безразлична судьба его произведения и он демонстрирует легкое презрение к мнению публики, для писателя его уровня было невыносимо видеть, какой громкий успех имеют некоторые авторы, обладающие весьма сомнительным талантом. В особенности когда у этого писателя только что из-под пера вышел литературный шедевр, в чем он абсолютно уверен, поскольку настоящий художник способен дать объективную оценку своему произведению. Он также знает, что его работа будет подвергаться нападкам критиков и не получит признания у широкой публики.
Ничто больше не вдохновляет Флобера на воплощение еще одного безумного замысла по образу и подобию «Святого Антония». И все же летом 1872 года он решает взяться за новую работу — роман «Бувар и Пекюше», которая станет его последней схваткой с таким чудовищем, как глупость.
Флобер уже давно думает о том, как подступиться к этому проекту, но все откладывает до лучших времен. Его пугает масштаб поставленной задачи. «Надо быть трижды помешанным безумцем, чтобы начать работать над подобной книгой», — пишет он 19 августа 1872 года Эдме Роже де Женетт.
Эта книга приходит к нему из далекого прошлого. Из детства, юности, времени «мальчиков», из его ранних неврозов. На данный момент писатель все еще сохраняет прежнее название книги — «Две мокрицы». Он уже составляет план работы. На этот раз творческий процесс у него начинается немного по-другому. Впрочем, проект требует большой подготовительной работы. Писателю предстоит прочесть множество книг на самые разные темы. От такой перспективы у него голова идет кругом. Это будет «современный роман, полная противоположность „Святому Антонию“ и с некоторой долей юмора»[282].