Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение - Екатерина Гринева

– Это такое выражение? – с интересом спросил он.

– Да. Значит, в твоих высказываниях нет ничего нового. Ничего.

– Я понял. Но поняла ли ты, что это значит: ключ взял кто-то из близких. Из твоих.

– Почему? – вопрос слетел с моих губ, прежде чем я успела удивиться или как-то среагировать на это сообщение.

– По-томую, – Эрнст Кляйнц откинулся назад и снял очки. Без них он стал выглядеть каким-то беззащитным. Как птенец, выпавший из гнезда. – Здесь был свой. И ничего не тронул. Раз. Второе – он знал, что искать. Два. И три – у него была возможность спереть ключ и сделать его копию.

– «Спереть»! Быстро же ты делаешь успехи в русском языке.

– Стараюсь. – Очки были водружены на место, и место беззащитного птенца занял Его Величество Будда Гаутама.

– Я прав?

Думать об этом не хотелось. Просто потому, что… было слишком опасно. И слишком смахивало на правду. Кто-то из своих? Мысли путались, и упорно не получалось сосредоточиться на чем-то одном.

– Ты теряла ключ в последнее день?

– Нет.

– Точно?

– Точно.

– Тогда кто-то спереть. И сделать копию. Кто-то был рядом с тобой. Длительно. – Он подался вперед, и его свитер оказался так близко, и запах детского мыла, острого и свежего, затуманил голову, и я невольно подалась назад, не желая этой опасной близости.

– Не знаю.

Я встала и пошла в ванную. Включила воду и долго почему-то мыла руки, словно старалась смыть все, что было в эти дни.

Я вернулась в кухню и собиралась уже сесть на табурет, но мою руку перехватили и притянули меня к себе. Блаженное живое тепло разливалось по телу, отключая мозги и мысли; мне лень двигаться, лень шевелиться.

Он бережно потянул вверх свитер и уткнулся лицом в мой живот. Поцеловал его и затем рывком дернул «молнию» джинсов. Стянул их. Я по-прежнему стояла, не шевелясь.

Вкрадчивые, осторожные поцелуи покрывали мое тело. Он снял очки и встал. Я была совсем маленькой против него – глыбы, нависшей надо мной. Эрнст Кляйнц прижал меня к себе, и какое-то время стоял так, неподвижно. Наши сердца стучали о ребра рядом, глухие толчки отдавались в ушах. Я глубоко вздохнула и подняла голову.

Он смотрел на меня сверху вниз: спокойно, изучающе.

– Ну? – Не выдержала я. – Как…

Его пальцы коснулись моих губ.

– Молчи! – шепнул он.

И подхватив меня на руки, понес в комнату.

Я обхватила его руками за шею. Неожиданно мне стало весело, и я рассмеялась.

Его глаза с недоумением посмотрели на меня.

– Ты как?

– Хорошо.

Наверное, я сошла с ума. Ко мне залез вор и украл флэшку. На меня было совершено покушение в лифте; у Динки исчез муж, его любовница убита…

Но почему сейчас мне вдруг так весело, так беспричинно, по-сумасшедшему весело? И это чувство потрясающей безопасности; все страхи куда-то улетучились, исчезли. Как будто я с морозной улицы зашла в яркоосвещенный дом, где меня ждали, где приготовили еду и питье, зажгли свечи…

В комнате он включил свет.

– Зачем?

– Я хочу все видеть, – произнес он шепотом.

– А почему ты тихо говоришь?

– Не знаю.

Мы рассмеялись.

Я выскользнула из его рук и встала рядом.

– Ты еще одет. Непорядок. Это – плохо, – говорю я и протискиваю руку под свитер. Его тело такое горячее, или это моя ладонь? Я одернула руку и шутливо подула на нее.

– Горячо.

Но я снова дотрагиваюсь до его тела и двумя руками пытаюсь стянуть свитер. Он стоит, не помогая. Просто смотрит.

– Помоги!

Он снимает свитер через голову, а я смотрю на его тело. Большое, белое, похожее на кита-белуху. Он плотного телосложения, но не накачан. Я веду пальцем по белому упругому животу и отстраняюсь. Я иду к кровати и ложусь на нее навзничь: надо мной белый потолок. Я жду Эрнста Кляйнца, но он не идет.

Впервые в жизни я пребываю в легком смятении. Я абсолютно не знаю, что ожидать от него. Может быть, он сейчас оденется и уйдет, а я снова останусь одна? Эта мысль пронзает меня, и я чуть ли не вскакиваю с кровати и кидаюсь к нему. Но он по-прежнему стоит и смотрит на меня.

И мне становится страшно: ни один мужчина в жизни не смотрел на меня так – внимательно-серьезно. Мне страшно, потому что я абсолютно не знаю, как себя вести, что делать и говорить. Та любовная игра, правила которой я знаю наизусть, не срабатывает. То ли правила забуксовали, то ли мастер стал другим.

Я знала наперед, как должно быть. Прелюдия, краткий бурный секс, легкие стоны и резкие выдохи, пронзительные крики и последний выдох-изнеможение. Я все это знала. Но сейчас… мне почему-то казалось ужасно глупым делать все это – так запрограммированно и скучно.

– Сними одежду.

А я-то думала, что он стянет с меня водолазку и бикини. Еще одна любовная игра? Но сейчас другие правила. Какие? Приходится идти на ощупь, как в темноте. Наугад, с риском ошибиться и налететь на какой-нибудь предмет или вообще сломать себе руки-ноги.

Я медленно стягиваю водолазку. Теперь очередь лифчика. Что ж! Стриптиз – это неплохо. Это всегда возбуждает, подбадриваю я саму себя.

– Стоп!

Он подходит ближе и кладет руки на мои бедра – тяжелые руки, от которых снова гулко стучит сердце, и его тяжелые удары отдаются где-то внизу живота. Во рту внезапно пересыхает. Он целует меня, как будто бы полностью накрывает собой, не дает мне никакого пространства и воздуха: я где-то внутри его поцелуя – влажность языка, мягкие губы и сплетенные пальцы рук.

Он первый отодвигается от меня, а я медленно прихожу в сознание, словно выныриваю из воды, в которой я была слишком долго. Голова кружится, и я хватаюсь за него, чтобы не упасть. Он берет меня за руку и ведет к кровати, усаживает на нее. Я пытаюсь, изо всех сил пытаюсь прийти в себя. Перевести все на какой-то более-менее понятный уровень отношений. Нащупать язык, на котором мы будем разговаривать. Пока у меня не получалось. Мы говорили на разных языках – как зулус с европейцем. При этом я не знала, кто из нас дикарь, а кто цивилизованный человек.

– Эрнст! Ты невозможен.

– Почему?

У меня нет ответа.

Я сижу на кровати. Он стоит передо мной.

– Как давно ты был в тренажерном зале? – перехожу я на шутливый тон и упираюсь кулачком в его живот.

– Как? Давно? Полгода. Или больше. – Он садится рядом, он в брюках, и я толкаю его локтем.

– Брюки сними.

Похоже, я очнулась от столбняка и нащупала вот этот легкий шутливый тон, способный благополучно провести через все колдобины и ямы любовных отношений. Не романа, а именно отношений, таких, как у нас, – практически незнакомых людей, решившихся переспать друг с другом.