Война на истощение - Владимир Дудченко

Появился солдат со стаканом воды. Пономарев показал ему на комбата.

— Хреново все случилось, хуже не бывает. Видишь, что с Заглюлем? Оба теперь «под фанфары» пойдем: он — под трибунал, я — на родину с «волчьим билетом»!

Полещук достал сигареты и вопросительно посмотрел на майора. Тот махнул рукой:

— Дыми! Теперь уже все равно! Короче, наш батальон должен был обеспечивать прикрытие радиотехнической роты. Я говорил ему накануне, — Пономарев качнул головой в сторону комбата, — надо провести тренировку на предмет возможной высадки десанта. Ночью. Нет же — лень, господа поспать желают…Вот и случилось…

В мальгу влетел запыхавшийся старший лейтенант. Он посмотрел на комбата, затем на батальонного советника, как бы собираясь сказать что-то важное.

— Имши, Махмуд![80]— сказал ему Пономарев. — Потом сообщишь, не до тебя.

Полещук не стал переводить. Египтянин все понял и, еще раз бросив взгляд на комбата, исчез.

— Как я разумею, — продолжал Пономарев, — они бомбили наши позиции — слава тебе Господи, мы успели вырыть укрытия! — чтобы под прикрытием авиации, парализовав действия батальона, утащить станцию. И утащили… Боже мой, что теперь будет!?

— Потери большие? — спросил Полещук, гася окурок сигареты сапогом.

— А ты не видел? Трети батальона нет, техника почти вся разбита, расчет станции, кроме убитых, евреи, кажется, захватили с собой… Не знаю, может, потом кто-то отыщется в пустыне…

Пономарев подошел к комбату. Он тронул его за рукав и сказал:

— Мистер Мустафа! Может еще майя?

Подполковник отрицательно дернул головой, и, глядя на зажигающего очередную сигарету Полещука, тихо произнес: «сигяра». Полещук протянул пачку. Тот вытащил сигарету дрожащей рукой и сунул ее в рот. Полещук щелкнул зажигалкой и поднес пламя. Египтянин прикурил, пыхнул дымом, как это обычно делают некурящие, и сказал:

— Иадам![81]По лицу Мустафы Заглюля потекли слезы.

— Ему бы водки налить, — произнес Полещук. — Вода тут не поможет…

— Какая водка, Саша? Здесь и воды-то кот наплакал… К тому же, я думаю, он в жизни алкоголя не пил…

Пономарев опустил голову, с минуту подумал, потом посмотрел на Полещука:

— Езжай-ка ты обратно. Я здесь сам разберусь. Если голодный, лепешку тебе найдут. И водителю — тоже. Просто я думаю, что не надо тебе, Саша, оказываться в тех разборках, которые нам с Заглюлем предстоят. Езжай! Так будет честнее.

— Тарас Григорьевич!

— Саша, не надо! Ты молодой, вся служба впереди. Зачем тебе это?

— Но, товарищ майор! Меня же послали в командировку к вам в батальон! — воскликнул Полещук. — Как я могу уехать?

— Ерунда. Я напишу бумагу твоему советнику. Нечего делать. Как его фамилия?

И майор Пономарев, советник командира разбитого пехотного батальона, нашел клочок бумаги и написал, что он не нуждается в переводчике, так как уже сносно владеет арабским языком.

Пожелав майору удач в наступающем Новом году и выслушав аналогичные пожелания, Полещук забрался в знакомую кабину и, сунув Юсефу пару сухих лепешек, поехал домой. Да, как это не покажется кому-то странным, побывав в такой командировке, даже занюханный Агруд, от которого можно легко добраться до Суэца, видится совсем в другом свете. Особенно, если тебя не убили. Хрустя засохшей лепешкой, Полещук прокручивал в памяти пережитые события. Перед его глазами, как наяву, стоял высокий голубоглазый «александриец» в камуфляже с автоматом Калашникова: «Почему же он не стал в меня стрелять…?»

Доложив подполковнику Хоменко о причине досрочного возвращения из Рас-Гариба и протянув ему клочок бумаги батальонного советника, Полещук, не вдаваясь в подробности, рассказал Чапаю о массированном ночном налете израильской авиации на позиции батальона, больших потерях, а также о том, что евреи, по утверждению майора Пономарева, утащили радиолокационную станцию П-12.

— Ты ничего не перепутал, Полещук? — брови Чапая поползли вверх. — Это же ЧП на уровне вооруженных сил!

— Нет, Василь Иваныч, не перепутал, — ответил Полещук. — Сам, правда, не видел. Машина заглохла за пару километров от батальона, бомбежку наблюдал, до утра торчали, вернее лежали, с водителем в пустыне… Потом, когда доехали, оказалось, что радар евреи уволокли на вертолетах вместе с расчетом. А дизель-генератор взорвали…

— Так-так, — Хоменко постучал пальцем по столешнице. — Дело, конечно, не наше, но доложить по команде необходимо. Связывайся с дивизией! — Он пододвинул к Полещуку коричневую коробку полевого телефона. — Срочно! Знаю, что ты голодный, поешь потом…

Весть о чрезвычайном происшествии быстро, на уровне слухов, облетела едва ли не все соединения и части египетских вооруженных сил. В Генеральный штаб был вызван главный военный советник генерал-полковник Катушкин. Разговор с военным министром Египта генералом Фавзи был тяжелым, дошло чуть ли не до обвинений в адрес русских советников в бездействии и их пассивности в боевой обстановке.

— Господин военный министр, — сказал генерал Катушкин, — советник командира батальона будет сурово наказан. В любом случае. С него уже получены объяснения, но, по моим данным, майор Пономарев сделал все возможное, чтобы не допустить высадки израильского десанта. И он предлагал командиру батальона осуществить соответствующие мероприятия. Я считаю, что его рекомендации насчет заблаговременного выдвижения части сил батальона (даже в плане ночной тренировки) к позиции РЛС были абсолютно правильными. Однако подсоветный комбат устранился и не стал ничего делать. При том, что силами батальона можно было воспрепятствовать захвату станции. — Катушкин замолчал, вслушиваясь в арабский перевод своего референта Белоглазова. Волнение боевого генерала выдавали лишь непроизвольно двигавшиеся желваки на его побитом морщинами лице.

— А когда по батальону нанесли ракетно-бомбовые удары, — продолжил Катушкин, — было поздно изменить ситуацию…

— Подполковник Заглюль и командир радиотехнической роты уже арестованы, — сказал министр с мрачным выражением на лице. — И еще несколько офицеров. Всех будут судить. Я ходатайствовал перед господином президентом о снятии с должности командующего радиотехническими войсками и замене командующего Красноморским военным округом. — Генерал Фавзи встал со своего кресла и в задумчивости сделал несколько шагов по кабинету. Потом, как бы что-то решив, повернулся к приподнявшимся со стульев Катушкину и его переводчику.

— Садитесь, садитесь, — сказал он. — Я вот о чем думаю, мистер генерал. — Он вновь задумался, и было похоже, что следующая фраза будет для министра трудной, но очень важной. — Как вы думаете, может быть, есть смысл в том, чтобы в случае явного бездействия египетских командиров в боевой обстановке, решения принимались русскими советниками? И тем более, при гибели офицеров-египтян, от которых зависит управление войсками…