Сага об орке. Некомандный игрок - Игорь Чиркунов

— А как же их корабли? Догнали вас?

— Не, они медленные, хоть и весел много, ушли мы от них.

— А как же припасы, вода?

— Вот с этим туго пришлось, даже морскую пытались пить… повезло, на второй день дождь пошел, а там уж мы к Вестлёнду дошли…

Ну, это мы слышали. Старые добрые ветеранские байки. Я уставился в свой сектор, переваривая услышанное.

* * *

На второй день, выспавшись я опять пристал к кормчему.

— Слушай, Кнуд, а на побережье, вдоль которого идем, живет кто-нибудь? Может города какие есть, деревни?

— Ничего, — качнул головой старик, — если и есть какие поселения, все вдали от моря. На пару-тройку дней от Бе́рена, вдоль нашего пути сплошной непроходимый лес.

Лес я видел. Ночевали на якоре метрах в двухстах от берега. Кнуд и дальше бы отошел, да якорь не доставал до дна. Насколько хватало взгляда — низкий берег и лес, лес, лес. Густой, я бы сказал — непроходимый, растущий прям от невысокого, подмытого обрыва. Но я не «лесник», в прошлой жизни в лучшем случае на шашлыки выбирался, а в новой большую часть прожил почти без леса. Да и у Борга леса были чистые. А здесь? Хоть мы и не подходили близко, но я видел сплошные завалы, густейший подлесок, а выше — ствол к стволу настолько близко, что не представляю как между ними протискиваться. По крайней мере орку.

— Что, высматриваешь лесной народ? — хмыкнул у меня над плечом Ойвинд.

— Какой еще народ? — удивился я. — Там же вроде люди живут?

— Да, это земля людей, — подтвердил хольд, — но люди не живут в густых лесах, им, как и нам нужно где-то выращивать еду, пасти скот. А в лесах здесь обитают лесовики. Они живут на деревьях, питаются дарами леса и никогда не выходят на открытые пространства… Но говорят, если поймать такого, и пригрозить оставить на солнцепеке или бросить в море, то он покажет, где в чаще леса растет волшебный корень.

— Прям волшебный? — сиронизировал я. Опять начались эти ветеранские сказки.

— Конечно волшебный, — удивился моей иронии Ойвинд. — Говорят, в древности был герой, вождь смелых воинов, звали его Бьёрн. Много он ходил в походы, много добыл славы и богатств, но уже чувствовал, что скоро придет час, когда не сможет поднять щит и взять в руки копье. И вот однажды, против обыкновения заночевали они на берегу, ибо стар был Бьёрн а море очень неспокойно. А ночью, когда все спали он неожиданно проснулся, и увидел, что по их лагерю ходят невысокие, и очень худые существа, с корой вместо кожи и ветками вместо рук. Схватил он тогда одного и размахнулся, чтоб бросить в море. Но взмолилась тварь, ибо смертельна для лесовика морская вода. И за свободу свою показала Бьёрну корень. И сказала тварь, что тот, кто откусит от него кусочек, помолодеет на десять лет!

К нашему разговору уже прислушивались, и вскоре уже полкоманды собралось вокруг Ойвинда.

— В тот раз помолодел Бьёрн на двадцать лет, и когда вышел к своим воинам, они его сперва не узнали. Опознали только по одежде и оружию. А команде Бьёрн про корень ничего не сказал, ибо лесное существо предупредило — нельзя делиться таким знанием ни с кем, иначе вся сила корня пропадет.

— И что? — спросил кто-то. — Долго еще жил тот Бьёрн?

— Триста лет. Старел потихоньку, но потом откусывал кусочек, и молодел еще.

— И что? Потом корень кончился?

— Нет, — пожал плечами хольд, — говорят он еще плавал к тем берегам за волшебным корнем, но однажды, понравилась ему молодая дочь конунга, и решил к ней посвататься. И отец был не против, и уже хотели свадьбу сыграть, да только уперлась девушка, не хочу говорит за старика замуж. А Бьёрн всегда притворялся, что ему лет сорок. Тогда откусил он побольше, и предстал перед девой молодым, двадцатилетним парнем.

Хм… А я вот знаю одну дочь, правда не конунга, а ярла, той наоборот постарше, да поопытнее подавай.

— И дальше то, что было?

— Да дева оказалась ветренной, решила она над женихом подшутить, и сказала, что и сейчас он стар для неё. И тогда рассердился Бьёрн, откусил еще больше и стал младенцем!

Раздался дружный смех.

— И что?

— Что-что, — проворчал Ойвинд, — когда он стал младенцем, то и забыл всё, что знал. Вырос, стал хольдом, потом форингом, и погиб геройски однажды. Вот и весь сказ.

— Вот так всегда! Всё зло — от баб!

* * *

Наконец, на четвертый день после отхода от Бе́рена, и часа через два-три после отплытия, когда солнце уже поднялось и начало неслабо так припекать, а я потихоньку начал сходить с ума от безделия и монотонии, слева по курсу показался вытянутый в море мыс. К немалому удивлению — почти безлесный. А сразу за ним береговая линия пропадала из виду, и проглядывалась только где-то впереди.

— Это залив, — подтвердил мою догадку кормчий, — большой залив. Даже скорее на озеро похож, уж очень он глубоко в сушу вдается.

— Ты туда ходил?

— Нет, что ты! Посмотри на берег, сплошной непроходимый лес кончился недавно, а это места, которые так любят люди… Правда по эту сторону от залива еще много болот, а вот за ним…

— И мы туда идем?

Кнуд с улыбкой покачал головой, вдохнул побольше воздуха…

— К повороту!

Занятые в работе с парусом подорвались, отряхивая лень и оцепенение многодневного ничегонеделанья…

Наш «Ворон» развернулся носом в открытое море.

— Там Вестлёнд? — вновь насел я на старика, когда парус перевязали под новый курс. Теперь он развернут сильно на левый борт, мы идем почти что бортом к ветру.

— Он… Вестлёнд.

К нам стали подтягиваться любопытные, не входящие в «зрительскую группу» игроков в настолки. Кстати, как я заметил, играли только хольды. Для этого у них была расчерченная доска, фишки, и кости-кубики. Сунувшегося было Рерика осадили: «С дренгами не играем». Вот так… И самое главное, я усмехнулся: никакой «дедовщины»!

— Кнуд, ты же сказал, что за заливом уже люди? Так почему мы уходим?

— Мы не уходим, парень, мы идем в Вестлёнд, — веско проговорил Снор, недавно вернувшийся с недовольным видом из-под мачты.

— Почему?

— Там живут люди. Вы же хотите добычи и славы? Вот за этим мы туда и плывем.

— А там? — я мотнул головой назад.

— А там… — неопределенно хмыкнул Снор, — Возможно только слава. А вот с добычей там плохо.

— В Вестлёнде нет имперцев! — вспомнил я.

— Они там были, — каркнул Кнуд, — но ушли.

— Почему?

— Да кто ж их людей знает? Говорят, однажды их престарелому императору мелкие такие птички, живут там повсюду, загадили лошадь. Он так обиделся, что крикнул: «Проклятая страна! Ноги имперской на ней не будет!» И имперцы ушли. Не пытайся понять, Асгейр, поступки людей не поддаются пониманию орков. Это ж… — он скривился, — люди.