Ариец. Книга четвертая. Властелин булата - Александр Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай руку! – подошел навстречу крепкий молодой мужчина в крашенном черникой замшевом костюме, почти не имеющим украшений. Схватил за запястье, рывком вытянул гостя на подмытый течением берег. – Ты чего без одежды, великий Троян?
– А ты кто? – фыркнув и мотнув головой, спросил бог времени и пространства.
– Степан, можно просто Степа, – разрешил мужчина. – Разве тебе про меня не говорили?
– Колдун из будущего?
– Ну вот и познакомились, – усмехнулся чародей.
– Раз ты здесь, подержи зеркало, – поежившись, попросил Троян и торопливо юркнул в полированную поверхность. Спустя несколько минут вернулся обратно, уже одетый в беличью куртку и штаны с меховой оторочкой, неся в руке большой мешок из рогожи и бронзовую жаровню.
– А что, удобно, – хмыкнул Степан. – На ночлег тоже уходить станешь? У тебя, кстати, где дом, великий Троян? Ты бог какого города?
– Плещеева посада, – ответил двухсотлетний мальчишка. – Ты есть тот самый колдун, каковой нашел амулет Любого?
– Подсказали али сам вспомнил?
– Место покажешь?
– Для того в общем-то и пришел, – кивнул мужчина. – Айда за мной!
Степан отвел бога от берега к известному только ему месту, ковырнул носком вдавленный в землю камушек.
– Ага… – кивнул Троян, опускаясь на колени. Достал из мешка толстый бронзовый нож, в несколько оборотов вырезал в земле воронку, наклонился, пощупал пальцем… – Есть, я его чувствую! Тепленький…
Мальчишка поставил жаровню, накидал в нее щепы, подложил бересту, высек искру. Когда разгорелся огонек, поставил сверху медную пиалу, кинул в нее белый с желтым оттенком шарик.
Колдун покачал головой и отправился к берегу. А когда вернулся с охапкой сухих веток, бог времени и пространства уже лил из пиалы в яму тонкую струйку воска, что-то нашептывая. Степан подбросил принесенный хворост в жаровню, подождал полного истечения воска, а затем спросил:
– Может, под умирающую луну было бы надежнее?
– А я несколько проливок сделаю, – распрямился Троян. – На солнце, на луну и на время перемен, в час заката и час рассвета.
– Четыре! – вскинул растопыренные пальцы Степан. – Мне всегда говорили, что нужно опираться на священные числа. Три, семь, тринадцать.
– Сделаю по две отливки на время перемен, а седьмую на новолуние, – ответил бог Плещеева посада. – Будет священное число, и меньше опасности ошибки со временем. Я вижу, ты неплохо разбираешься в колдовстве?
– Я был круглым отличником, – усмехнулся чародей из будущего. – Однако для семи отливок нам придется торчать здесь сутки напролет. Схожу-ка я в лес, нарублю лапника.
– Ты уверен, что оборотни не сторожат амулет своего хозяина? – аккуратно выковырял отливку из ямы великий Троян.
– А ты уверен, что я не один из них? – подмигнул ему Степан и отправился к темной чаще за наволоком.
Когда он вернулся с огромными охапками еловых веток и накидал неподалеку от ямки – Троян ушел в зеркало, оставив на него свои вещи, вернулся с вязанкой копченой рыбы и бочонком хмельного меда. Второй ходкой доставил скатку тонкой мягкой кошмы.
В ожидании заката молодые люди уютно расположились под жаровней с тлеющими углями, перекусили и отметили знакомство, а когда ослепительный диск коснулся горизонта – снова расплавили воск и вылили его в ямку под заклинание Алатырь-камня и семи древних духов. Затем осушили пару ковшей в ожидании полуночи, закусили, вылили воск в заговор на лунный свет – после чего младший божок отправился за добавкой меда – и не вернулся. Так что утреннюю отливку на рассветный луч пришлось делать уже Степану.
Однако к вечеру великий Троян возвратился – с угощением и медвежьей шкурой, которая пришлась очень кстати: чародей из будущего завернулся в нее и мгновенно заснул.
Когда он проснулся, бог времени и пространства уже заканчивал разметку, насыпая тертым углем линии пентаграммы и руны стихий на старательно утоптанной траве.
– Для меня место будет? – спросил Степан.
– Прости, чародей, но я не знаю твоего дара, – покачал головой великий Троян. – Боюсь испортить обряд.
– Ты прав, лучше не рисковать, – согласился, потягиваясь, колдун. – Я не гордый, посмотрю со стороны.
И ушел к реке, освежиться после сна в прохладной проточной воде.
Когда на лугу стало смеркаться, из зеркала один за другим стали появляться гости: первой пришла великая Макошь, закутанная в плащ из куницы и в куньей же шапке, ее сопровождала великая Светлана, в плаще и шапке из белки. Немного погодя, из полированного овала возник невысокий и широкоплечий, рыжий и курчавый, отчаянно конопатый мужчина в пухлой овчинной душегрейке и мягких штанах из светлого войлока.
– Мое почтение, брат, – первой кивнула ему великая Макошь.
– Доброй ночи, великий Коляда! – поклонился Троян.
Новый гость по очереди обнял сперва их, потом промолчавшую Светлану, издалека подмигнул Степану:
– Так зачем звала, сестренка? – поинтересовался он у правительницы Вологды.
– Твое большое колесо нам надобно, – ответил вместо нее бог пространства и времени. – Круги годовые на миг нынешний замкнуть.
– А на солнышке никак сего не сотворить было?
– Новая жизнь легче всего под новой луной в мир приходит, – ответил великий Троян.
– Опять мудрите!
– Мы пытаемся остановить войну с лесовиками, – негромко произнесла Светлана.
– Ну, если мои колеса сему помочь способны… – пожал плечами коловратный бог.
– А сколько у тебя всего колес, великий Коляда? – поинтересовался из сумрака чародей и подбросил в жаровню несколько веток.
– Да не сосчитать, сварожич, – прищурился в его сторону сын Сварога. – Есть малые, от заката до заката, либо от новолуния до новолуния. Есть большие, от осени до осени. Есть личные, от рождения до смерти, али от поцелуя до поцелуя. Есть великие, каковые никому особо и неведомы.
– Это ты про двадцать шесть тысяч лет?
– Есть и больше, – снисходительно улыбнулся рыжий бог. – Да токмо великих колес нам все едино не пережить.
– Я здесь пять лет, великий Коляда. Скажи, а сколько времени прошло для моей подруги в будущем?
– Год, – без тени колебания ответил сын Сварога.
– Почему?
– Потому как крутится, крутится мое колесо, – улыбнулся Коляда. – От весны к лету, от лета к зиме, от зимы к весне. И покуда ты на нем сидишь, все для тебя меняется. А коли спрыгнул, так и нет ничего. Не меняется. Колесо отдельно, ты отдельно. А колесо, оно ведь по кругу, по кругу идет. Пока ты на ободе, так двигаешься. А со стороны смотришь – на месте стоит.
– Но ведь я сейчас здесь, на твоем колесе! И я живу!