Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миновав стеклянную крутилку-дверь, куда ежеминутно ломился народ, они выбрались на улицу, в туман, сырость и серость, и тут она опять стала рвать у него свою поклажу.
– Алекс, дальше я сама.
– Все-таки я провожу вас.
– Некуда меня провожать!.. Я Митрофанову потеряла, сейчас пойду искать, куда ее черт понес, и мне бы сигарету выкурить…
– Я подожду.
– Да не нужно!..
– Я люблю «Буквоед», – вдруг сказал Алекс, вконец устав от препирательств. – Тот, что на площади Восстания!.. Там можно пить кофе и читать книжку сколько угодно. Однажды я так просидел до утра. Почему-то мне ночью пришло в голову, что я хочу почитать Мариенгофа. И я пошел его читать.
И он подумал с внезапным ужасом – зачем я это сказал?..
Он был совершенно уверен: Маня сейчас спросит – вы сумасшедший?.. И тут все и кончится.
Кончится даже то, что еще и не начиналось вовсе.
Никаких шансов. Жизнь линейна и однозначна, и в ней все повторяется раз от раза. Бег по кругу. Так по цирковой арене бегает дрессированный пудель. У него рябит в глазах, он все время чувствует один и тот же запах сырых опилок, пота и звериной мочи, но у него нет ни ума, ни сил, ни воли повернуть в обратную сторону, или выбежать на середину, или перемахнуть манеж и броситься по ступеням вверх.
Это просто невозможно, и все тут.
Какой еще Мариенгоф среди ночи в «Буквоеде» на площади Восстания?! Вы сумасшедший?..
– Слушайте, – вдруг сказала писательница Поливанова с неподдельным восхищением. – Я тоже так хочу!.. Сидеть ночью в книжном магазине и читать что-нибудь странное.
Он помолчал, а потом пробормотал растерянно:
– В следующий раз я вас… приглашу. Можно?..
И в этот момент что-то случилось.
Вроде бы свинцовые питерские небеса не разверзлись, солнце не выглянуло из-за туч, мрак не был попран, и время не остановилось. Но она уставилась в асфальт и сказала:
– Можно. У вас есть мой телефон?..
Он даже не сразу сообразил, о чем она спрашивает, а сообразив, замотал головой. Волосы упали на лоб, и он нетерпеливо откинул их растопыренной пятерней.
– Мобильного нет.
– Запишете?.. Или, хотите, я вам визитную карточку дам, там есть мобильный номер.
Сердце у нее стучало, и хотелось придержать его рукой.
– Лучше карточку, – ответил он не сразу. – А вы долго здесь пробудете?
– До понедельника.
Он спрятал картонный прямоугольничек во внутренний карман.
– Я позвоню.
Вместо снега из низкой тучи вдруг пошел дождь, и Маня Поливанова подумала, что дождь – всегда к удаче.
– Володечка, солнышко, а у меня мышь опять не работает!
– Об стол стучала?
– Не-е-ет! Разве можно?
– Нужно! Постучи, может, контакт отошел. Спиртом протирала?
– Я ее духами протирала! Между прочим, «Диор», вот понюхай, как пахнет! Эротик?.. Ну скажи, скажи, правда эротик?..
– Эротик. Батарейку меняла?
Леночка или Олечка уставилась на него в изумлении.
Береговой едва удержался, чтобы не шлепнуть ее по заднице и таким образом побудить к мыслительному процессу.
– Так чего там с батарейкой-то, а?
– Ой, а у нее есть батарейка, да?
– Есть! – весело сказал Береговой Леночке или Олечке и, вместо того чтобы хлопнуть ее по заднице, галантно поцеловал руку, чего не делал никогда в жизни. Он не умел ухаживать за барышнями… красиво.
Он вообще не умел за ними ухаживать.
И за этой не ухаживал. Он был в превосходном настроении, вот что!..
– Там есть батарейка, и даже не одна, а целых две! На вот! – он кинул на стол упаковку. – Возьми и попроси кого-нибудь у себя в отделе, чтоб поменяли.
– Ой, Володечка, ну до чего ты умница! Ну ты просто красавец! И мы тут все без тебя так скучали, та-а-ак скучали!..
Береговой без «них» тоже скучал, та-а-ак скучал, знала бы она! Чуть с ума не сошел, рассылая чертовы резюме, мучительно думая, где бы взять денег на кредит и на материну больницу, и каждой извилиной мозга сознавая собственную ненужность и никчемность!..
Как страшно, когда никому не нужен.
Как здорово, когда нужен всем и все ругаются, что чего-то там не успел, недоделал, недодал, недоглядел!..
Раньше Владимира Берегового раздражали претензии окружающих и их чрезмерные запросы, и еще то, что с некоторыми приходится валандаться, как, например, с этой Леночкой-Олечкой! Нынче его все это умиляло.
– Да! – крикнул он ей вслед. – Я самое главное забыл! Ты ее иногда переворачивай.
Леночка или Олечка сделала пируэт и притормозила у самого порога:
– Кого, Володечка?
– Мышь, – объяснил он совершенно серьезно. – Ну, это же устройство! И оно имеет свойство перегреваться. Ее нужно время от времени переворачивать на спинку, чтобы она отдохнула. Поняла?
– Поняла-а, – задумчиво протянула умница и красавица. – Теперь буду переворачивать, Володечка!
Из-за перегородки давно уже раздавались хихиканье и шуршание, в последние секунды переросшие в отчетливое хрюканье и возню.
– Береговой, – сказали оттуда, как только дверь захлопнулась, – ну, ты дал стране угля! Ты это… чего бедной девушке голову морочишь?!
– А термопасту опять всю по домам растащили, сволочи?!
– Владимир, кажется, я коробку в шкаф переставила, – пискнула Жанна. – Там еще много оставалось, мы не всю растащили, правда!
Он распахнул дверцы шкафа, и первое, что увидел, – микроволновую печь.
В тот день, когда его уволили и он собирался уйти навсегда, он так же распахнул шкаф и наткнулся взглядом на эту самую печь!
…Дурацкая коробка, в которую он складывал свои пожитки, все норовила перекоситься, из нее то и дело вываливались какие-то вещи, он ожесточенно совал их обратно и думал только об одном – жизнь кончилась. Вот эта, нынешняя, вдруг оказавшаяся прекрасной и совершенно особенной, с микроволновками и чайниками, которые притаскивали, чтоб он чинил, – какие, на хрен, микроволновки в IT-отделе! – с летучками по понедельникам, с вечно не работающим оборудованием, с сервером, который накануне «упал»!.. Тогда позвонила директриса спросить, что случилось, почему ни один компьютер в издательстве не работает, сотрудники, мол, на нервах, и он ответил как раз в том смысле, что сервер «упал». «Не разбился?» – озабоченно уточнила Анна Иосифовна.
…Нельзя дважды войти в одну реку?.. Совершенно точно нельзя? А если вдруг так получилось, что это единственная река, в которой можно плыть, и выгребать против течения, и стараться не перевернуться, и как-то латать дыры в днище, и на ходу успевать любоваться окрестностями, и иногда бормотать себе под нос, что устал и сил никаких нет, а иногда, наоборот, затягивать лихую разбойничью песню