Сквозь ад за Гитлера - Генрих Метельман

— Ладно, ладно, еще немного потерпеть, а когда мы сбросим русских в Волгу, вот тогда все и кончится, — заявил он в свойственной ему категоричной манере.

— А кто это тебе сказал? — вопросил вдруг Лацар, и я заметил злорадный блеск в его глазах.

— Но, герр унтер-офицер, вы ведь не сомневаетесь в способности Паулюса покончить с этим несчастным Сталинградом, если мы будем надежно защищать фланги армии, как, например, сегодня.

— Я бы не стал называть Сталинград «несчастным», — сказал в ответ взводный. — Разумеется, Паулюс — способный командующий, но не все от него зависит. Мы неделями торчим у самой Волги, и я могу спорить на что угодно, что эта задержка явно не входила в планы Паулюса. Вот-вот наступит зима, а красных пока что не раздавили, как червяков, а между тем очень многие предсказывали это!

Лацар обвел глазами сидящих за столом и, почувствовав в наших глазах согласие, повернулся к Замазке и продолжил:

— Послушай, Замазка, почему мы с тобой должны лаяться из-за того, что изменить не в силах? Не лучше ли просто отдохнуть эти несколько часов, которые выпали нам. Знаешь, мне это бесконечное торчание на месте осточертело не меньше, чем тебе, но, пойми, к чему дурачить себя домыслами, которые не имеют ничего общего с истинным положением вещей?

Уперев локти в стол, Замазка выпучил глаза, что ничего хорошего не предвещало, и покраснел, как рак.

— Так вы считаете, что я распространяю ложь? — стиснув зубы, спросил он с напускным равнодушием.

Но Лацар, будучи человеком разумным, попытался сгладить углы.

— Разве я это говорю? Я тебя ни в чем не обвиняю, и ты это прекрасно знаешь. Когда русские в километре от нас, тут уж слово «ложь» как-то не подходит, но я считаю глупостью сознательно закрывать глаза на очевидные факты. А факты таковы, и мы это все знаем, что мы, начиная с конца августа и по сегодняшний день, никак не можем одолеть эту крохотную полоску, отделяющую нас от Волги! А дойти до Волги между тем — это самое главное, хочешь ты этого или нет!

Замазка, разумеется, не мог вынести, когда его при всех поставили на место, и не кто-нибудь, а этот Лацар. А что взбесило его еще больше, так это то, каким тоном взводный излагал свои мысли и вдобавок наша безмолвная поддержка Лацара. Но, как выяснилось вскоре, Замазка тоже был не так уж прост — он был достаточно изворотлив в спорах. И решил бросить козырь, сославшись на фюрера и его последнее выступление перед товарищами по партии.

— Так как же, герр унтер-офицер? — победным тоном вопросил он. — Может, вы и фюрера Адольфа Гитлера считаете лжецом? Скармливающим всем нам ложь — мол, мы, дураки, все проглотим?

И вперил взор голубых глаз во взводного, которому от столь прямолинейного вопроса стало явно не по себе. Ну, что мог ответить на это Лацар? Будь он чуточку разумнее, он бы промолчал, дав Замазке вдоволь насладиться убогой победой. Чувствовалось, что он пытается пересилить себя, но все-таки решил продолжать.

— Замазка, ты не прав! Мы все помним его октябрьскую речь, и в ней фюрер не затрагивал тему исхода «Сталинградского сражения», именно так наречет история эту величайшую из битв, когда она завершится. Он говорил о войне в целом, о том порочном сговоре, в который вступили Америка, Англия и Россия, о плутократии и большевизме, которые фюрер обозначил как заговор против Германии, о жертвах, которые всем нам предстоит принести ради того, чтобы одолеть это зло. Ты ведь помнишь его слова о том, что битвы можно выиграть или проиграть, но последним из выживших батальонов будет немецкий батальон. Эта война — самая колоссальная из всех предыдущих, и мы должны все помнить, что начать войну куда легче, чем завершить ее.

И тут вмешался наш бородач. Поглаживая бороду, он обвел всех сидящих дерзким взглядом и заявил, что, дескать, всем сердцем желает оказаться в числе бойцов этого батальона. И тут мне пришло в голову, что же проку от победы, если остается один-единственный батальон, а всеми остальными пришлось пожертвовать.

— Умные слова, герр экономист, на самом деле умные! — саркастическим тоном отозвался Замазка. — Но, может, соизволите просветить нас, что это за зло?

Лацар, откинувшись на спинку стула, стал раскачиваться на нем. Он не торопился с ответом. Интересно, понимал он тогда, что ступил на опасную почву? Но тут снаружи раздались выстрелы, и Бальбо пошел разузнать, в чем дело.

Вернувшись, он объявил, что все, мол, эти румыны, дурачье несчастное, снова кому-то там что-то почудилось. Пауза дала Лацару возможность обдумать ответ. Он обвел взором нас, и когда Замазка, обратившись к нему, естественно, «герр унтер-офицер», заверил его, что обещает больше не перебивать, тут уж Лацар не выдержал. Мне стало не по себе, когда я задумался, что из всего этого в итоге выйдет. Взводный, приподнявшись со стула, протянул руку через стол и сказал:

— Знаешь, Замазка, ты на меня не злись — все сказанное ведь не к тебе относилось, но мне кажется, что нам следует рассуждать разумно.

Замазка, хоть и с явной неохотой, ответил рукопожатием, и за нашим столом воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием свечей.

Лацар тихо заговорил, осведомляясь после каждой фразы — «Верно?» — и Фриц тогда предупредил:

— Незачем каждый раз спрашивать, продолжайте, а если мы с вами не согласимся, то просто разорвем на кусочки.

И Лацар заговорил, едва переводя дух, весьма убежденно. Суть сказанного им заключалась в том, что начиная с конца прошлого столетия капиталистическая система пребывает в непрестанном кризисе. В так называемых «развитых странах» свирепствует безработица, что, в свою очередь, подталкивает массы к действию и способствует революциям. Войну 1914–1918 годов Лацар считал ни больше ни меньше, чем сварой ворюг по поводу беззащитной Африки и других колониальных континентов. Царская Россия, страна на тот момент отсталая в сравнении с Европой и в экономическом, и в социальном смысле, тоже проявила себя ничуть не лучше остальных, погнавшись за сверхприбылями и нажившись на войне, вот и ее беднейшим слоям населения и пришлось заплатить сполна, что в конечном итоге и привело к массовому бунту против несправедливости. Первое, что сделало революционное правительство, это заявило о своем выходе из войны, желая положить конец кровавой бойне. А когда страны Запада, Америка, Англия, Германия поняли, что народ России намерен раз и навсегда покончить с капиталистической системой и установить социалистическую, в России вспыхнула невиданная по жестокости гражданская война, с помощью которой помещики, заводчики и фабриканты стремились вернуть себе былые привилегии. Когда внутренние средства были исчерпаны, так называемый свободный мир прислал в Россию свои войска, клыками вцепившись в истерзанную Россию. Но ценой неисчислимых жертв России все же удалось сокрушить и изгнать их, после чего восстановить порядок в стране.

Вот это было для меня в новинку. Если не считать отца, примерно так трактовавшего ход истории, это был второй человек, не считавший большевизм и коммунизм преступлением против человечества. Я видел, что Замазку просто корежит от этих слов, но все равно он попросил «герра унтер-офицера» продолжать.