Ермак. Отряд - Игорь Валериев

– Не знаю, может быть, деверь и разрешит. Но пока об этом говорить рано. Господин Чан сказал, что сейчас даже не позволит тебе увидеться с племянниками. А то те по-детски могут рассказать эту информацию не тому, кому надо. Жалко, конечно, что всё так сложилось. – Алёнка глубоко вздохнула, потом улыбнулась и попросила: – Лучше расскажи, как ты жил все эти годы.

Раз просят, надо рассказать. Моё повествование заняло времени значительно больше, чем у сестры, так как она меня постоянно перебивала, уточная информацию про то или иное событие, а также по личностям. Про братов и их семьи пришлось рассказывать подробно, все они являлись когда-то её товарищами по играм. Подробно рассказал про школу для казачат, про Золотого Лю, красных волков, спасение цесаревича, учебу в юнкерском училище, награждение императорской четой, про имение под Гатчиной, службу в личной охране великого князя Николая Александровича, мою поездку за принцессой Орлеанской в Англию, бои с хунхузами на Амуре, учебу в Академии. Пускай слушают да записывают. Надо же было дать понять моему деверю, что шурин-то у него со связями.

На том, что являюсь акционером завода по производству ручных пулемётов и соавтором генерал-майора Мадсена, тоже заострил внимание. А что, с Китаем мы в ближайшее время после китайского похода воевать не будем, вернее всего. А нам с Вильгельмом Германом Олафом Мадсеном рынок сбыта нужен. И Китай как сегмент этого рынка был бы таким хорошим куском пирога.

Нашу беседу-рассказ прервала служанка, которая вошла в комнату и, низко поклонившись, сообщила Куифен, что её ждут в детских покоях. Сестра послушно встала и перевела для меня сказанное служанкой, хотя я и так почти полностью понял её.

– Жалко, что так мало поговорили. Но я надеюсь, что мы ещё встретимся, брат, – произнесла Алёна, после чего, сделав ко мне шаг, нежно поцеловала в щёку.

– Я тоже надеюсь, что мы в Гирине пробудем ещё какое-то время и нам удастся увидеться. Но если не получится, то знай, я очень рад, что ты осталась жива и у тебя всё хорошо. Также знай, что у тебя есть на этом белом свете человек с родной кровью, который тебя очень любит и сделает всё возможное, чтобы ты была счастлива, – произнеся эти слова, я поцеловал сестрёнку в обе щеки. Та погладила меня по щекам и со слезами на глазах вышла из комнаты.

Не успела Алёна-Куифен со служанкой выйти из комнаты, как на пороге появился переводчик дзяньдзюня и проводил меня до отведённого для русских офицеров места пребывания.

Вообще ситуация в Гирине складывалась странная. Вроде бы город и капитулировал. В нём стоял русский гарнизон из подразделений отряда генерала Ренненкампфа. Захваченные огромные трофеи уже стали вывозить под охраной в Цицикар, а оттуда в Мерген. В казармах было размещено полторы тысячи китайцев, назначенных быть пленными. Их даже никто не охранял. Русские патрули следили за порядком в городе, но ощущения того, что город сдался захватчикам, не было. В отличие от Цицикара, Гирин продолжал жить своей жизнью. Работали все учреждения, рынки, ресторан и театр.

Самое интересное, что со стороны жителей города не наблюдалось какой-либо ненависти к «русским оккупантам». Про самоубийства чиновников тоже слышно не было. Всё это настраивало на благодушный лад, и вопрос, что где-то на просторах провинции затерялись два корпуса прекрасно обученных китайских войск, как-то не возникал. Наш отряд будто бы находился в оазисе спокойствия.

На следующий день в штаб около полудня вновь явился личный переводчик Чана Шуня и попросил генерала и меня срочно прибыть к дзяньдзюню, так как тот имеет очень интересные новости, касающиеся в первую очередь нас. Заинтригованные, отправились то ли на приём, то ли на дружескую беседу.

Генерал-губернатор встретил нас в одной из комнат своего дворца, где мы ещё ни разу не были. Пригласив нас сесть за чайный столик, лично разлил чай по чашкам, соблюдая все традиции чайной церемонии, и только после этого напряженно произнёс:

– Господа, я вас пригласил, чтобы сообщить неприятное для вас, как подданных Российской империи, известие. Ваш император вместе с императрицей и сыном Георгием тяжело заболели брюшным тифом в Ливадийском дворце.

– Это точно? – напряжённо спросил Ренненкампф.

– А наследник с женой и детьми? Они тоже должны были быть в Ливадии! – это уже спросил я.

– Эти сведения мне сообщил по телеграфу Юань Шикай. Про цесаревича Николая и его семью в телеграмме ничего не было. Я уже отдал через телеграф распоряжение на пост в Яньцзи, до которого ещё не дошёл отряд генерала Айгустова. В течение суток они должны будут разузнать все сведения по этой информации в Хуньчуне, захваченном вашими войсками, и сообщить мне. Думаю, эту новость будут обсуждать ваши офицеры и солдаты, – лицо дзяньдзюня, когда он произносил эти слова, было непроницаемым.

– Брюшной тиф – это очень серьёзно, Тимофей Васильевич? Вы со своим другом Бутягиным много общаетесь. Может, он что-нибудь рассказывал об этой болезни, – поинтересовался Павел Карлович.

– Ваше превосходительство, это «афинская чума», от которой умерло больше четверти жителей Афин, не помню в каком году до нашей эры. Из-за этого Эллада потеряла своё могущество. Сейчас смертность поменьше, но как таковых лекарств, дающих стопроцентное излечение, нет. А у великого князя Георгия со здоровьем и так большие проблемы. Будем надеяться, что врач государя и его семьи лейб-хирург Гирш в Ливадии. А ещё больше надеюсь, что там же лейб-медик Боткин Сергей Сергеевич, старший сын покойного Сергея Петровича Боткина, – ответил я, думая про себя, что с пенициллином Бутягина нам в Ливадию никак не поспеть.

– И чем же так хорош Сергей Сергеевич? – поинтересовался Ренненкампф.

– Четыре года назад он был избран профессором вновь учреждённой кафедры бактериологии и заразных болезней. Кроме того, в девяносто восьмом году назначен ординарным профессором академической терапевтической клиники, которой ранее руководил его отец. Если кто и сможет оказать грамотную и профессиональную помощь императору и его семье, так это только он.

– Всё настолько серьёзно, господин капитан? – не меняя выражения лица, поинтересовался Чан Шунь.

– Да, господин генерал-губернатор. Это очень серьезное заболевание с большим количеством смертных случаев. И этой болезни всё равно, кто перед ней, бедняк или император, – терзаемый нехорошими предчувствиями, произнёс я.

– Это всё, что я хотел вам сообщить. А теперь выпейте чаю. Поверьте, пара небольших чашек этого напитка позволят смирить ваши мысли, а душа вновь обретёт гармонию, – чуть улыбнувшись, произнёс Чан, беря в руки чашку с чаем и делая глоток.

Не знаю, обрел ли гармонию души мой деверь, но мы с генералом пришли в штаб отряда отнюдь не в спокойном состоянии.

«Смерть императора во время войны – это то, что меньше всего можно было бы сейчас пожелать для России. А если учесть, что в этой войне против Китая кроме Российской империи участвует ещё семь государств и очень скоро придётся делить результаты победы, то смерть Александра III – это полная ж… – мягче и не скажешь. Одно дело – император и его слова: “Пока русский царь удит рыбу, Европа может подождать”. И новый император Николай II. Здесь он несколько круче, чем в моём времени-пространстве. По воронам, кошкам и собакам не стреляет, но всё так же любит семью, и в её кругу проводит куда больше времени, чем занимаясь государственными делами. Вот и получается, что только несколько круче», – такие мысли крутились в голове, пока обедал вместе с другими офицерами штаба.