Ермак. Отряд - Игорь Валериев

Если Чан и был недоволен, что в разговор вмешался какой-то младший офицер, то внешне этого не показал.

– Да, господин капитан. В европейских газетах нас называли именно так, «Партия прогресса». Соответственно, после дворцового переворота к власти пришла Маньчжурская партия во главе с вдовствующей императрицей Цзы Си, и, вместо того чтобы совершить рывок вперёд, который за несколько десятилетий сделала Япония в ходе Революции Мэйдзи, мы пришли к фанатикам-ихэтуаням и войне против восьми государств. Я же не хочу, чтобы моя страна прекратила своё существование.

– Я понял вашу точку зрения на сложившийся конфликт наших государств, – мягко произнёс Ренненкампф.

– Господин генерал, прошу вас также понять, что мы не струсили, – глаза китайского начальника блеснули сталью. – У меня в подчинении два корпуса прекрасно обученных германскими инструкторами войск. Замечательный командующий и офицеры штаба. Если бы я был приверженцем Маньчжурской партии, то все три отряда русских войск, отправленные в мою провинцию, умылись бы кровью. Причём я бил бы вас поодиночке, не дав соединиться. Сил для этого у меня достаточно.

По мере того как Чан Шунь продолжал чеканить фразы, мы все, включая генерала, подобрались за столом. Заметив это, генерал-губернатор как-то обречённо махнул рукой и закончил свой монолог:

– Да, господин генерал, всё так и было бы. А если бы я не смог одержать победу, то вдохнул бы золото, как это сделал бедняга Шоу. Но нам нужны силы, чтобы вернуть на трон императора Гуансюя и продолжить реформы.

– Но капитуляция предусматривает, насколько я понимаю, не только окончание боевых действий, но и разоружение ваших корпусов, – произнёс Ренненкампф.

– Это было бы так, господин генерал, но, к сожалению, все войска провинции ушли на границу с Кореей, где и будут нести службу, – генерал-губернатор голосом выделил последние три слова.

Павел Карлович с удивлением посмотрел на Чана, а потом понимающе улыбнулся.

– То есть ваши войска, даже не сложив оружие, не будут участвовать в боевых действиях против российских войск, – уточнил Ренненкампф.

– Господин генерал, я же вам сказал, что для меня главное сохранить боеспособные подразделения нового типа. Эта война скоро кончится. Наша империя очень много потеряет, но надеюсь, что не всё. От окончательного разгрома нас спасут те разногласия, которые существуют между странами коалиции, – дзяньдзюнь Чан Шунь грустно усмехнулся. – Но вам, генерал, волноваться не о чем. Те трофеи, которые вы возьмете в Гирине, позволят вашему командованию забыть, что куда-то делись два корпуса моих войск. Если нужны пленные, то я наберу пару тысяч из подразделений старого образца. От них всё равно никакого толка нет. От первых выстрелов орудий и пулемётов они разбегутся, как зайцы.

Я потихоньку охреневал, выслушивая дзяндзюня. Это что же получается, он сдал провинцию, чтобы сохранить войска нового строя для очередного государственного переворота в стране. При этом готов неслабо поделиться ресурсами. Дальнейшие действия Чан Шуня только подтвердили мои мысли. Трофеи, которые мы должны были получить, были просто офигительными, по-другому и не скажешь.

Главный финансист заявил, что нам будет передано девятьсот пудов серебра – это почти четырнадцать с половиной тонн. Командующий войсками добавил в трофеи семьдесят орудий и двадцать картечниц Гатлинга, имеющихся в городе и на фортах вокруг него. И ерунда, что всё в основном старьё. В отчёте пройдут как орудия и пулемёты. Кроме того, по словам дзяньдзюня, в арсенале есть ещё много чего интересного, да и на пороховом заводе и складе скопилось порядка двадцати пудов пороха. Есть и бездымный.

По мере того как перечислялось то, что будет нашими трофеями, глаза Ренненкампфа и мои становились круглее и круглее. Токмакову и Андреенко было проще, английского они не знали, поэтому с несколько напыщенными лицами просто присутствовали за столом переговоров.

После перечисления трофеев было решено, что сегодня же из казаков будут направлены посыльные к русским отрядам, благо китайцам было известно, где они находятся. Разведка у Чан Шуня продолжала работать. Для отряда Ренненкампфа, который подойдёт раньше всех, есть места в пустующих казармах в самом городе. А бумаги будут подписаны после того, как пройдет ревизия в арсенале, на пороховом заводе и на монетном дворе.

– Господин генерал, первичные вопросы сняты. Понятно, что надо будет много чего уточнить, но это можно перенести и на завтрашний день. А пока попрошу вас и ваших офицеров перейти в другое здание, где накрыт обеденный стол, – произнеся эту фразу, генерал-губернатор поднялся из-за стола.

Вслед за ним встали все остальные и дружною толпою последовали за дзяньдзюнем. Выйдя из здания и спустившись с крыльца, пошли по вымощенной дорожке к соседнему зданию, которое хоть и уступало по размерам тому, где были до этого, но выглядело более элегантным, что ли. Другого определения своим ощущениям я не нашёл. Вокруг был великолепный китайский сад. Недалеко от дорожки, по которой мы шли, была беседка, где можно было увидеть женские силуэты в традиционных одеждах. Вдруг оттуда послышался громкий крик на русском: «Отец!»

Услышав возглас на русском языке, я невольно резко остановился и посмотрел в сторону беседки. Из её тени на тропинку, ведущую к нашей центральной дорожке, выступила высокая молодая женщина, одетая в длинное маньчжурское платье «ципао», с богато украшенной орнаментной рамкой на голове. Только вот лицо женщины больше бы подошло жительнице Кавказа, а не Китая. А в её зелёных глазах застыли слёзы и вопрос. Я сделал пару шагов навстречу незнакомке. Хотя какая, к чертям, незнакомка, точно такое же лицо, только с намного более грубыми чертами я видел, когда смотрелся в зеркало.

– Алёна?! – мой голос дрогнул, а горло перехватило спазмом.

Женщина чуть наклонила голову, как бы в знак согласия, а по её щекам потекли слёзы.

– Батю звали Василий, а мамку Екатериной? – сделав ещё один шаг, произнёс я. – А деда Афанасия помнишь? А брата Тимоху?

На каждый мой вопрос женщина кивала, не отрывая от меня своих изумрудных глаз.

– Я твой брат Тимофей, Алёнка, наконец-то ты нашлась! – сглатывая ком в горле, с трудом произнёс я.

Моя сестра, в этом уже не было каких-либо сомнений, подошла ко мне, положила руки на плечи и, роняя слёзы, упёрлась лбом в лоб, сбросив своей рамкой на голове мою фуражку. У маньчжурских женщин была мода ходить в туфлях на высокой деревянной платформе, достигающей высоты чуть ли не в четверть аршина. Из-за этой обуви мы с Алёной сейчас были одного роста. Проклиная про себя это украшение на голове сестры, я приобнял одной рукой её за плечи, а второй стал гладить по голове, слушая, как сестра тихо шепчет: «Я верила, я верила, что ты меня найдешь…»

– Господин генерал, что здесь происходит?! Почему жена моего брата обнимает вашего офицера?! – раздался за моей спиной разгневанный голос дзяньдзюна Чана.

«Вот это ни хрена себе ситуёвина! Это что получается, я теперь шурин китайского генерал-губернатора, а он мой деверь?» – пронеслось в моей голове, пока я, оторвавшись от сестры, поворачивался кругом.