Поцелуй Мистраля - Лорел Гамильтон

– Это пройдет.

Он не хотел, чтобы я квохтала над ним при Мистрале. Будьздесь только Рис и Дойль, может, он и позволил бы. Но показаться слабымМистралю он не хотел. Не знаю, что Мороз чувствовал к Эйбу, но Мистраля онточно расценивал как угрозу. При соперниках мужчины слабость не проявляют. Ачто бы я ни думала о Мистрале, именно соперником его считали Мороз и Дойль.

Я взяла Мороза за руку и постаралась вести себя так, словноне замечаю его ран.

– Охоту призвал Шолто. Почему же они на него напали?

– Я ему говорил, что он слишком похож на сидхе, -ответил мне Рис. - Не просто так говорил. Не только чтобы он не поставил наспод удар.

На руку мне упала теплая капля. Я взглянула на руку: на менякапала кровь Мороза. Подавив приступ страха, я спросила спокойным тоном:

– Ты сильно ранен?

Кровь текла непрерывной струей - признак нехороший.а рукумне упала теплая капля. охож на сидхе, -к, словно не замечаю его ран.

именно соперником его считали Мороз и Дойль.

– Все заживет, - сквозь зубы ответил Мороз.

Деревья сомкнулись над головой с шумом прибоя. На нас дождемпосыпались листья: это кроны сплетались в прочный щит, украшенный листвой,шипами и алыми ягодами. В тени этой крыши Мороз показался мне серым, и яиспугалась.

– Ты можешь залечить огнестрельную рану навылет, рануот обычного клинка. Но Черная Агнес - карга, а когда-то почиталась как богиня.Она тебя ножом ранила или когтями?

Мороз попытался отнять руку, но я ее не выпустила. Если онхочет соблюсти приличия, придется ему покориться. Обе наши руки были в крови,липкой и теплой.

Дойль шагнул к Морозу:

– Ты сильно ранен?

– У нас нет времени возиться с моими ранами, -огрызнулся Мороз, не глядя ни на меня, ни на Дойля. На лицо у него опятьвползла высокомерная маска, та, что делала его неправдоподобно красивым, ихолодным как само его имя. Но жуткая рваная рана на щеке маску портила, словнотрещина в броне. Она не давала ему спрятаться.

– Мы не можем себе позволить потерять мою правую руку,- возразил Дойль. - Особенно когда у нас есть время ее спасти.

Мороз поглядел на него, явно удивившись. Я подумала, что,наверное, Дойль ни разу за все эти годы не называл Мороза правой рукой Мрака.По его лицу можно было так подумать. А еще, наверное, это было самым доступнымдля Дойля способом попросить прощения за то, что он не помог Морозу драться сАгнес, спасая меня. Подумал ли Мороз, что Дойль нарочно его бросил?

Между двумя мужчинами пробежал целый мир эмоций. Будь онилюдьми, наверное, они обменялись бы парой крепких словечек или емких метафор,которые у друзей сходят за выражение глубочайших чувств. Но они были те, ктоесть, так что Дойль просто сказал:

– Сними кое-что из амуниции, мы посмотрим рану.

При этих словах он улыбнулся, потому что Мороз всегда носилбольше оружия, чем любой другой из стражей. Мистраль шел вторым с большимотрывом.

– Постарайтесь побыстрее, - сказал Рис.

Мы повернулись к нему, а потом взглянули ему за спину.Воздух клубился чем-то серым, белым и черным - и ужасным. Охота летела к намполосой кошмаров. Я не сразу разглядела Шолто на острове - маленькую светлуюфигурку, бегущую во весь опор, со всей присущей сидхе быстротой. Но как быбыстро он ни бежал, он бежал недостаточно быстро. Его преследователи обладалискоростью полета птиц, или ветра, скоростью водопада. Все равно что пытатьсяобогнать ветер - как ни старайся, не получится.

Дойль повернулся к Морозу.

– Снимай пиджак, я тебя перевяжу. На большее времени нехватит.

Я опять посмотрела на остров. Дядья Шолто, еготелохранители, пытались выиграть для него время. Они жертвовали собой, чтобызадержать охоту. В какой-то мере у них получилось. Несколько этих жутких клубовостановились, набросившись на них. Крик кого-то из телохранителей взлетел намиг над птичьим гомоном тварей. Но большинство с пути не свернуло, их целью былШолто, и за ним они и гнались.

Он пролетел через мост и побежал дальше.

– Да поможет нам Богиня, - воскликнул Рис, - он сюдабежит!

– Понял наконец, кого вызвал к жизни, - пробурчалМистраль. - Вот и мчится в панике к единственному доступному укрытию.

– Нас защищают клеверное поле, рябины, ясени и терн.Дикая охота до нас не доберется, - сказала я, но голос у меня получился слабый,совсем без той уверенности, какую мне хотелось слышать.

Дойль содрал с Мороза рубашку и порвал пиджак на кусочки,подходящие для повязки.

– Очень плохо? - спросила я.

Дойль покачал головой, прижимая ткань в области плеча иподмышки Мороза.

– Выведи нас отсюда, Мередит. Я с Морозом разберусь, новывести нас можешь только ты.

– Дикая охота до нас не доберется, - сказала я. -Вокруг нас поле и стена, которую им не одолеть.

– Если б охотились не на нас, я бы, может, согласился,- проворчал Дойль.

Он уговаривал Мороза лечь на клевер, Мороз сопротивлялся.Дойль сильнее нажал на рану, и Мороз со свистом втянул воздух. Дойль продолжал:

– Но Шолто велел нам бежать, если мы сидхе. Он ихпредназначил для охоты на нас.

Я уже отворачивалась, но не смогла оторвать взгляд отМороза. Когда-то он был Смертельным Морозом: холодным, жутким, высокомерным,неприкосновенным и неприкасаемым. А теперь он мой Мороз, он меня не пугает, онсовсем не холодный, и прикосновения его тела мне знакомы все, какие толькобывают. Мне хотелось встать с ним рядом, держать его за руку, пока Дойльзанимается его раной.

– Мерри, - сказал Дойль, - если ты нас не выведешь,пострадает не только Мороз.

Я поймала взгляд Мороза. Я увидела в нем страдание, но еще инадежду и даже удовлетворение. Думаю, ему нравилось, что я так за него боюсь.

– Уведи нас отсюда, Мерри, - проговорил Мороз сквозьстиснутые зубы. - Со мной все в порядке.

Врунишкой я его не назвала. Только отвернулась, чтобы несмотреть. Слишком я на него отвлекалась, а времени на страдания у меня не было.

– Мне нужна дверь в Неблагой двор, - произнесла яотчетливо, но ничего не случилось.

– Попробуй еще раз, - сказал Рис.

Я попробовала, и опять впустую.

– Шолто сказал: «Никаких дверей», - напомнил Мистраль.- Видимо, его приказ действует.

Шолто ступил на кромку сотворенного мною поля. Еще несколькошагов - и он будет под защитой клевера. Воздух над ним чернел щупальцами,пастями и когтями. Я отвернулась: думать, на это глядя, я не была способна.