Тайна Ольги Чеховой - Нина Воронель

Миша охотно перехватил мяч и включился в игру, на что он с ранних лет был большой мастер:

— Иди, Ксюша, перестилать постель, а я помогу нашей прекрасной Елене помыть тарелки, раз у ихней горничной отгул.

Удивительно было смотреть, как внезапно он преобразился: спина сгорбилась, руки задрожали, ноги зашаркали, а лицо! — что стало с его лицом?! Он выглядел лет на семьдесят, не меньше. Выхватив из рук Бабы стопку тарелок и хромая, Мишка понес их к раковине. Ну как на него можно было сердиться? Оленька и не стала сердиться — до нее вдруг дошло, что он пришел прощаться всерьез. Это ее испугало. Он много раз уезжал то в Париж, то в Ригу, но никогда не прощался так окончательно.

Этой ночью она долго не могла заснуть. Честно говоря, ее мало интересовали законы, принятые недавно правительством Германии — она давно смирилась с идеей мировой несправедливости и с собственным против нее бессилием. Что ж, всегда есть группы населения, которые страдают от несправедливости, но ей, Оленьке, не дано исправить их судьбы. Однако вчера Мишин новый паспорт с выгравированной на обложке буквой «J» привел ее в ужас. Ведь только она знает, что Миша никогда не проявлял отцовской любви к Адочке, — официально он числится ее отцом, она сама позаботилась об этом, оформляя дочке немецкое гражданство. Тогда безотцовщина казалась ей самым страшным наказанием. Кто мог предвидеть, во что выльется нацистская антиеврейская пропаганда? Разве что великий мудрец граф Гарри Кесслер. Напрасно она вполуха слушала его пророческие предсказания, а ведь могла бы, могла бы понять, какие угрозы готовит ей будущее. А теперь уже настоящее.

Наутро пришло решение, осталось только его осуществить. И, едва проснувшись, еще до начала съемок Оленька позвонила Полине Карловне и сказала, что им нужно срочно встретиться, чтобы решить проблему протекающей канализации, — это было условное кодовое название чрезвычайной ситуации. За долгие годы сотрудничества Полина Карловна привыкла доверять Оленьке — если та назвала ситуацию чрезвычайной, значит, такой и была. Отложив все дела в сторону, она помчалась на свидание, назначенное Оленькой в ее любимом кафе «Капульский» на Курфюрстендам.

Оленька сразу взяла быка за рога — ей нужна помощь в срочном деле спасения дочери, которая по новым расистским законам считалась еврейкой. Возникал вопрос: как изменить документально заверенное прошлое? Ответ был простым: другим документально заверенным прошлым. И посланник Конторы отправился в Ялту к сильно постаревшей, но все еще могущественной хранительнице славного имени Чеховых, Марии Павловне. Она уже была не так молода, чтобы сходу вникнуть в суть проблемы. Но после нескольких дней дружеских бесед с посланником Конторы — а тот был выбран с большим пониманием вкуса Марии Павловны — она наконец поняла, чего от нее хотят, и это не привело ее в восторг, ведь она не привыкла подделывать документы, а уж тем более давать ложные показания! Но чего не сделаешь для спасения родного ребенка, а Мария Павловна воспринимала Мишину дочку как свою родную внучку. И она подписывает и клятвенно заверяет собственное показание о том, что в их семье все были православные. И отдельное письмо, подтверждавшее, что мать ее племянника Михаила Чехова, Наталья Александровна Гольдан, была православной.

Так Оленька спасла дочь и до конца дней связала свою жизнь с Конторой. И, чтобы ослабить эту мучительную связь, она придумала маленькую женскую хитрость — удрать в другую страну, о которой можно ничего не упоминать в донесениях.

Старшая сестра Ада написала в Москву любимой тете Ольге:

«Ты не поверишь — наша Оленька решила выйти замуж!»

Все началось во время съемок фильма Вилли Форста «Бургтеатр» в Австрии, так как по сценарию действие происходило в Вене. Ольга, как обычно, играла роль баронессы, вовлеченной в романтический треугольник. В перерывах, когда снимались сцены, в которых ее не было, она бродила по Вене — самому красивому городу мира. И как-то к ней подошел галантный мужчина, странно моложавый при полной седине, и спросил:

— Ведь вы Ольга Чехова, правда?

Обычно Оленька избегала разговоров с незнакомцами на улице, но ей в тот день было страшно одиноко, а этот седой незнакомец сразу приглянулся — у него был такой прямой и честный взгляд. Ее потом убеждали, что именно такой взгляд характерен для профессиональных соблазнителей, но она только смеялась в ответ.

А тогда, у колонн знаменитого оперного театра, Ольга приветливо кивнула и приняла приглашение незнакомца выпить с ним чашечку знаменитого венского кофе. Спутник ее назвался Марселем Робинсом, бельгийским предпринимателем; что он не немец и не австриец, Оленька могла догадаться по его акценту. Но это не помешало ей провести с ним прекрасный день, что было важно, потому что она немного закисла в этой до тошноты прекрасной Вене. Марсель, человек образованный, много интересного рассказал об истории города и музыки, связанной со столицей Австрии. Давно уже ей не было так легко ни с кем, кроме родных.

Возвратившись в Берлин после окончания съемок, Оленька на первых порах утонула в хаосе многочисленных проблем, усугубленном ее долгим отсутствием. Но, потихоньку приходя в себя, она почувствовала, что ей не хватает Марселя — его легкости общения, огромной эрудиции, объективности в суждениях. И когда желание увидеть его стало огромным, он внезапно появился и предложил по телефону выпить по чашечке кофе, будто они вообще не расставались.

При встрече с ним она так обрадовалась, что сама немного испугалась: уж не влюбилась ли? Такого не было с ней со времен злополучного брака с Мишей. Оставалось только выяснить, влюблен ли и он. Собственно говоря, можно было предположить, что влюблен, иначе зачем бы он примчался в Берлин так скоро после Вены. Но ведь его мог привести сюда бизнес, не правда ли? Самое лучшее — спросить Марселя об этом прямо. Оленька так и сделала и получила исчерпывающий ответ:

— Я приехал, чтобы повидаться с вами.

Кажется, все ясно, но возник вопрос — что же дальше? Нельзя сказать, что Оленька страдала от недостатка поклонников; более того, многие из них предлагали руку и сердце. Но она, обжегшись на браке с Мишей, упорно не соглашалась вручить свою судьбу любому, пусть самому прекрасному мужчине. Как же она намерена поступить в случае с Марселем? Хотя об этом рано говорить, он еще не сделал ей предложения.

Оленька вернулась со свидания с Марселем окрыленной, домашние заметили, что она вся светится. Неужто надвигается решительный момент, который нарушит налаженный быт семейного гнезда на Кайзердам? С Адой Оленька не советовалась — старшая сестра не обладала способностью к разумным решениям в личной жизни. Но к мнению матери она склонна была прислушаться. А Баба Лулу была не в восторге от предстоящего возможного замужества дочери. Не то чтобы ей не нравился предполагаемый жених — он был хорош собой, выглядел приличным человеком, а не каким-то нищим прилипалой, желавшим пристроиться к выгодной невесте. И все же материнский инстинкт подсказывал ей, что в их союзе будет много подводных камней.