Марианна в огненном венке. Книга 1 - Жюльетта Бенцони

Сходство с ее отцом было неоспоримым. Его подтверждала и форма рта над крохотным подбородком, уже волевым, и хорошо вылепленный крупный лоб, признак ума. Созерцая это беззащитное существо, которого она так боялась, Марианна почувствовала, как что-то затрепетало в ней, что-то имеющее крылья и пытающееся освободиться. Словно готовилось новое рождение, без ее ведома тайно зачатое заговором между ее сердцем и разумом, неведомая сила вздымалась, не спрашивая, необходимо ли ей это.

Со своеобразной боязнью она осторожно протянула руку и совсем легко, с неуловимостью мотылька, коснулась пальцем маленькой ручонки. Жест робкий и не похожий на ласку… Но внезапно ручонка ожила, сомкнула пальчики и сжала ими палец матери, который удержала пленником с неожиданной для новорожденного силой.

И тогда что-то сломалось в Марианне. Это было как резко распахнутое порывом бури окно, и то, что ждало в ней, взлетело в небеса, заливая ее почти болезненной по силе радостью… Слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам, маленькие освежающие ручейки, смывающие злобу, отвращение, всю грязь, так долго накапливавшуюся в душе Марианны, удушая ее.

Какая разница теперь, в результате чего этот ребенок вторгся в ее жизнь и обрел свое существование?

С изумлением и восхищением она обнаружила, что он часть ее, плоть от ее плоти, кровь от ее крови, и она благодарна ему за это.

Стоя по обе стороны кровати, мужчины затаили дыхание, стараясь не шелохнуться, глядя только, как на их глазах совершается чудо пробуждения материнской любви. Но когда молодая женщина, пленница своего сына, заплакала, Язон снова нагнулся, осторожно поднял малыша и отдал его в руки матери, которые на этот раз сомкнулись вокруг него.

Маленькая шелковистая головка сама собой спряталась у теплой шеи в невольной ласке, потрясшей Марианну. Тогда она перевела на откровенно плакавшего виконта и улыбавшегося Язона взгляд, полный слез и сверкающий, как изумруды…

— Не изображайте бог знает что, — прошептала она. — Ваш маленький заговор удался. Вы победили меня…

— Не было никакого заговора, — сказал моряк. — Мы только хотели, чтобы ты согласилась, что твой сын самый красивый в мире.

— Ну хорошо, дело сделано. Я согласна.

Тем временем Жоливаль, никогда прежде так не плакавший, лихорадочно похлопал себя по карманам и одновременно достал носовой платок, в который затрубил, как труба Последнего Суда, и часы. С внезапным беспокойством он посмотрел на них, прежде чем обратил нерешительный взор к Марианне. Следивший за его маневрами Язон все понял и избавил от печальной роли разрушителя идиллии.

— Я знаю! — сказал он спокойно. — Уже больше часа, как О'Флаерти должен быть на берегу.

Окутавшая Марианну новая и такая непрочная вуаль счастья немедленно разорвалась. Укрытая ею, она на какое-то время забыла о том, что ей угрожает.

— О нет! — простонала она. — Неужели уже?

Торопливо, словно не желая чувствовать себя заключенной, Марианна протянула малыша Жоливалю, отбросила одеяла и хотела встать. Но она слишком переоценила свои силы, и, едва ее ноги коснулись пола, как закружилась голова, и молодая мать со стоном упала на руки подбежавшего Язона. Выпрямившись, он держал ее на весу, крепко прижимая к себе, обеспокоенный тем, какая она стала легкая. Он не мог себе представить, что разлука окажется такой жестокой, и покрыл поцелуями ее лицо. Затем, с тысячью предосторожностей, он вернул ее в шелковистое лоно постели и заботливо укрыл одеялом дрожащее тело.

— Я люблю тебя, Марианна… Не забывай никогда, что я люблю тебя. Но, Бога ради, будь рассудительной!.. Мы скоро встретимся, я уверен. Несколько недель, всего несколько недель, и мы снова будем вместе, а пока ты обретешь свои силы, здоровье… и ничто больше нас не разлучит.

Он был столь явно взволнован, что она подарила ему улыбку, еще дрожащую, но уже со следами иронии, ощутимым знаком возвращения к Марианне вкуса к битве.

— Ничто?.. А война?

Он снова осыпал поцелуями ее лоб, нос, губы и руки.

— Ты знаешь прекрасно, что никакая мировая катастрофа, никакая человеческая сила не властны разлучить нас навсегда. И не какой-то жалкой войне добиться этого!

Словно боясь, что от умиления растает его мужество, он вырвался из рук молодой женщины, как буря пронесся мимо Жоливаля, который с ребенком на руках не знал, как себя вести, и исчез за дверью.

Виконт нерешительно посмотрел на Марианну. Должен ли он отдать ей малыша?.. Но теперь, потеряв всякую надежду, она отчаянно рыдала, лежа на животе и уткнув голову в подушку. Увещевать ее в такую минуту было выше сил Жоливаля, и к тому же он собирался последовать за Язоном, чтобы самому убедиться в успехе или неудаче его безумной попытки.

И тогда, на цыпочках покинув комнату, он пошел отдать маленького Себастьяно донне Лавинии.

В опустевшей большой комнате слышались только рыдания и гудение печки. Но снаружи, в холодной ночи, начиналась буря…

Когда Язон, Гракх и Жоливаль достигли места встречи, которым оказался тот самый укромный уголок вблизи мечети Килиджи-Али, где в недавнем прошлом клефт Теодорос высадился с бесчувственной Марианной, стало так темно, несмотря на обязательные жестяные фонари, что они не сразу увидели О'Флаерти и его людей.

Бешеный ветер пересыпал по пляжу кучи песка и гнал по морю высокие волны, обрызгивавшие ночь белой пеной.

Приближался момент, близкий к рассвету, когда ночь делается более непроницаемой и вязкой, словно она из всех своих черных сил старается еще задержаться на земле, чтобы лучше противостоять атаке света.

Трое прибывших опоздали почти на четыре часа.

Приготовления к отъезду оказались более долгими, чем предполагалось, из-за Гракха, который в это время сидел в подвале, запертый там по рассеянности эконома.

Кроме того, на двух лье, отделяющих Бебек от Галаты, их несколько раз останавливали патрули янычар, искавшие одного беглеца, святотатца, который устроил в трех мечетях скандалы.

Пляж был таким черным и пустынным, что вначале показалось, что они там одни. Язон выразил свое недовольство, послав на ветер букет ругательств.

— Может быть, они решили, что в такую бурю ничего не выйдет, — отважился заметить Жоливаль, — и встреча отменяется…

— Им нечего было думать или решать!.. — проворчал Язон. — Что касается бури, то это же моряки, мне кажется? Впрочем, я уверен, что они недалеко. Я знаю Крэга.

Его ругательств, без сомнения, хватило бы, но для большей уверенности он свистнул особым манером и через мгновение получил такой же ответ. Почти сразу появились черные тени: Крэг О'Флаерти и его люди, которых привыкшие к капризам океана глаза корсара быстро разглядели, несмотря на ночь.