Лабиринт Химеры - Антон Чиж

— Родион Георгиевич! — грозно предостерег Лебедев.

— Поставим вопрос по-другому: какой благой цели он хотел добиться?

— Скажем так… — Юнгер тщательно подбирал слова. — Он хотел значительно расширить возможности человеческого организма. Это все, что я могу вам сказать.

— Предположу, что врач этот уехал из столицы.

— Возможно.

— Например, в тихий и мирный городок Павловск…

Молчание Юнгера было лучшим ответом.

— Даже если вы каким-то невероятным образом разузнаете о нем, — наконец проговорил Юнгер, — поверьте, вам это ничем не поможет, господин Ванзаров.

— Жизни спасают не только доктора. Полиция тоже умеет помочь, если поспевает вовремя.

— К сожалению, я связан обетом молчания.

Лимит вежливости был исчерпан. Лебедев уже бросал огненные взгляды, а Юнгер демонстративно смотрел на часы. Ванзарову оставалось только выразить благодарность за столь ценную консультацию.

— Если решите спасти чью-то жизнь вопреки обету молчания, вы сможете найти меня в Управлении сыскной полиции на Офицерской улице, — сказал Ванзаров на пороге кабинета.

За что немедленно получил дружеский толчок в спину, который вынес его вон.

— Чтоб я еще раз согласился на вашу авантюру! — прорычал Лебедев, топая следом.

На свежем воздухе Литейного проспекта гнев его пошел на убыль.

— Нет, ну каков: «врачебная тайна»! — в сердцах проговорил криминалист, доставая сигарку. — И вы тоже хороши: видите, что стена. Нет, надо переть тараном.

— Мне теперь все равно, — ответил Ванзаров.

— А что так? Помирать собрались? Не надоело?

— Все было, все будет, и все предначертано. Шестеренка вертится, как ее вертят.

— Что-то вы, друг мой, совсем заработались…

Аполлон Григорьевич с истинным удовольствием выпустил облако зловоннейшего дыма. Ванзаров даже не поморщился.

— Юнгер прекрасно знает этого таинственного доктора, — сказал Ванзаров. — Если не ошибаюсь, он был в курсе этих опытов.

— Почему вы так решили?

— Потому, что он отказался о них говорить. Каждое слово выдавало бы его личный интерес.

— Главное, что угадали с Павловском, — сказал Лебедев. — Приходи и бери голыми руками. Никуда не денется.

Ванзаров согласился лишь из вежливости.

— Что, друг мой, — попытался взбодрить друга Лебедев, — обратно в тихий городок брать злодея тепленьким?

— Несомненно. Но для начала в канцелярию градоначальства.

— Это вам зачем?

— Нам, скромным чиновникам сыска, без справок — никуда. Справки — это все.

— Справки, значит, понадобились? Ну, ну, хитрите, — сказал Лебедев и подмигнул проходившей мимо даме.

Сыровяткин окончательно перестал понимать, чем занимается столичный господин. Влетел, ни здрасте вам, ни до свидания, чуть не с порога затребовал архив паспортных дел. Полицмейстер хотел порадовать: происшествий нет, все спокойно, а тому и дела нет, отмахнулся. Уселся за столом дежурного чиновника, вытащил из сюртука сложенные вдвое листы, разложил рядом с книгой регистрации жителей за 1900 год и давай что-то там выискивать. Только головой, как филин, мотает: туда-сюда. Точно на хищную птицу похож, усища, как крылья, торчат. Сыровяткин нарочно находил себе дела в приемном отделении, чтобы не выпускать из поля зрения занятия чиновника сыска.

Довольно скоро Ванзаров закрыл полицейский гроссбух и спрятал свои листики в карман. По лицу его полицмейстер не мог разобрать: раскопал что-то нужное или труды пошли прахом. Мучиться в догадках ему не пришлось. Ванзаров попросил пройти в кабинет. Такая секретность вызывала смутную тревогу. Сыровяткин ощутил, как на душе заскребли коготки неприятного предчувствия.

— Константин Семенович, теперь требуются ваши обширные знания жителей города, — сказал Ванзаров, повернувшись к нему спиной и разглядывая карту на стене.

— Как прикажете. О ком желаете получить справки?

— Два года назад в вашем городе появилась парочка новых жителей…

— Конечно, жизнь, она ведь протекает в своем резоне, — крякнул Сыровяткин.

— Начнем с первого, — Ванзаров, наконец, повернулся и сел напротив полицмейстера, будто устраивал ему допрос. — Доктор Затонский.

Сыровяткин, как ни старался, не мог сообразить, чего от него ждут.

— Родион Георгиевич, а что вы от меня ждете? — сдался он. — Леонтий Иванович отличный врач, примерный горожанин, Управляющий собирается привлечь его к работе Комитета попечения о народной трезвости, ни в чем неприличном не замечен. Исключительно порядочный человек. Резковат, конечно, но ведь через его руки сколько больных проходит, каждый со своим капризом. Тут железные нервы иметь надо.

— Чудесная характеристика, — согласился Ванзаров. — Хоть в рамочку вставляй. Только меня интересует другое: как он оказался в вашей больнице? Был ординатором в Мариинской больнице Петербурга, имел карьеру, перспективы. И вдруг уезжает в тихий городок, ни гонораров, ни практики, ничего.

— Тут ведь такое дело… — Сыровяткин замялся. — Ну, теперь уж ладно. Вы же видели главного врача нашей больницы Дубягского?

— Господин философского склада, — кивнул Ванзаров.

— В таком настроении уже несколько лет пребывает, — Сыровяткин потупился, как будто ему было стыдно. — Ну, Антонов и решил подыскать ему замену. Тут как раз в больнице вакансия открылась, старый доктор на пенсию вышел. Сделали запрос во врачебный комитет, нам предложили Затонского. Жалование поболее, чем у ординатора, сразу на докторской должности, и дом от города предоставили.

— Это на 4-й Оранской улице?

— Именно так. Затонский согласие дал, переехал. Фактически стал за главного врача больницы. Дело за малым осталось…

— Как больные, не жалуются на него?

— В строгости их держит, доктор хороший. Многим помогает.

— А смертность по больнице?

Сыровяткин не скрывал удивления.

— Цифр вот так, с ходу, не скажу, отчеты губернатору Толю ежегодно посылаем, замечаний по этой части не было.

— Ну и хорошо, что цифры в порядке, — с легкостью согласился Ванзаров.

— А еще кто вас интересует?

— Господин Горжевский…

Полицмейстер готов был себе язык откусить. Ну, зачем полез. Хотя кусай не кусай, все равно спрос будет. Теперь расхлебывай. Нет, чтобы из Антонова душу вынимали, Управляющий городом, вот пусть бы и ответ держал. Так нет, все на голову старшего полицейского валится…

За горестными размышлениями Сыровяткин забыл, что от него ждут ответа.