Теперь ты меня видишь - Шэрон Болтон

Может, поэтому казалось, что в голове у меня осиное гнездо, к тому же кем-то потревоженное.

— Что со мной?

— Поломала несколько ребер. Пара растяжений. И очень много гематом.

Вроде бы нормально.

— Это из-за меня? — поинтересовалась я, кивнув на перевязь.

Он пожал плечами — точнее, одним, здоровым плечом.

— Ну, ампутация мне пока не грозит. — Он попытался улыбнуться. — Твоя кроссовка у меня в машине.

Я опустила глаза.

— Кажется, я и вторую потеряла.

— Тогда оставлю ее себе как сувенир. — Улыбка его стала смелее.

— А что с Купером? — спросила я.

Бултыхаясь в реке, я не вспоминала о человеке, из-за которого там очутилась. Главное было выжить. А вот теперь…

Джосбери покачал головой.

— Пока не знаем. Но еще ведь рано. Мы и тебя бы не нашли, если бы…

— Я понимаю. — Этого, наверно, было мало. — Спасибо.

— Он погиб, Флинт. Выбраться должен был кто-то один.

— Я понимаю, — повторила я. Оно, наверно, и к лучшему. И все же… — Помнишь, что он сказал напоследок? Что это все подстава.

— Да все они так говорят! — Джосбери указал на кровать. — А теперь давай ложись. Утром приедет Талли, начнет кудахтать и быстро уморит тебя расспросами.

— Хорошо, только руки вымою.

В углу стояла раковина.

Он двинулся за мной.

— Лэйси, я бы не советовал…

Поздно — я уже стояла у раковины. И смотрела в зеркало. И видела лицо, которое не было мне знакомо.

Я отшатнулась, как будто чужое лицо исчезнет, если на него не смотреть. Но оно не исчезало — я поняла это по глазам Джосбери. Я прикрыла этот ужас руками, спрятала его. В следующую секунду он обнял меня, и я смогла всласть выплакаться в темно-серую толстовку.

— Это на девяносто процентов поверхностные повреждения, — сказал он мне на ухо. — Так врач сказал. В основном просто синяки и отеки. Пройдет за пару недель.

Но я не могла сдержать слезы.

— Ты, наверное, ударилась лицом. Слава богу, что хоть шлем не сняла.

— А зачем бинты? — выдавила я сквозь рыдания.

Своего носа я просто не увидела: на его месте красовалась здоровенная квадратная заплата.

— У тебя над переносицей небольшая трещинка, совсем…

Я уже не плакала — я выла.

— Ну-ну, успокойся. Все будет хорошо. Департамент все оплатит, будешь как новенькая.

Я пыталась остановиться, честное слово. Мне из-за этих слез даже дышать было трудно.

— А что еще? — пробормотала я.

Джосбери вздохнул.

— Небольшой порез на правом виске. Если шрам и останется, то малюсенький. Губу тоже пришлось зашить, но изнутри.

Глубокий вдох. Толстовка Джосбери была выпачкана кровью. Моей кровью.

— Это все. Правда. Через пару недель опять станешь писаной красавицей.

Я провела ладонью по лицу — боже, какая боль! — подняла глаза и коснулась шрама. Но не своего. Несколько секунд, почти нескончаемых, мы просто смотрели друг на друга.

— Прости, — сказал он.

— За что? За то, что ты меня за кроссовку схватил, а не за лодыжку?

Но я знала, что он извиняется за что-то другое.

— За то, что я все время тебя распекал.

Я больше не могла на него смотреть.

— Да, вел ты себя по-скотски, что тут скажешь.

— Вы вели себя по-скотски, сэр, — поправил он, крепче обнимая меня. — Я знаю.

— Но почему?

Я не смела оторвать глаз от влажного пятна на толстовке.

Левая рука шевельнулась на перевязи, как будто он хотел обнять меня и ею тоже. Еле слышный вздох.

— Дана считает, что я влюбился в тебя по уши, а я пользуюсь проверенным методом: сублимирую неудовлетворенное влечение в необоснованную агрессию.

Значит, они с Даной не… Улыбаться, как выяснилось, мне тоже было больно.

— А Дана права? — пробормотала я, уткнувшись в пятно от собственных слез.

— Похоже на то.

В этот момент мне стало интересно, насколько болезненным окажется поцелуй.

— Хотя я уверял себя, что пользуюсь другим проверенным методом и резонно подозреваю в убийстве заляпанную кровью свидетельницу.

Улыбки как не бывало. Я наклонила голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Ты думал, это я убила Джеральдину Джонс?

— Ну, Флинт, поставь себя на мое место. — Именно этим я, собственно, и занималась. — Джонс поехала туда, чтобы с кем-то встретиться, а ты регулярно наведывалась туда по пятницам. Когда пропала Аманда Вестон — да и когда ее убили, — тебя не было на службе. Ты опоздала на работу, когда кто-то пробрался в квартиру Эммы Бостон. Теоретически ты могла все это сделать. У тебя есть приводы за наркотики — да-да, за легкие и давным-давно, но все же, — а по ночам ты зачем-то кружишь по Камдену.

Джосбери думал, что я убила Джеральдину Джонс? Все это время, разнюхивая мое прошлое, он наводил справки о потенциальной убийце? Интересно, кого еще посещали такие мысли? И что они, черт побери, выяснили?

— Ты говорил об этом с Таллок? — спросила я.

Все тело напряглось, голос охрип — я это чувствовала и понимала, что нельзя подавать виду, как я напугана.

— Да. — Джосбери пока не собирался меня отпускать. — Она сказала, что я не в своем уме, но если я смогу доказать, что ты когда-то общалась с Джонсами, Вестонами или Купером, то она прислушается.

— И как, смог?

В какой, интересно, момент я перестала дышать?

— Шиш. — Он ни на дюйм не сдвинул руку с моей талии. — Никаких свидетельств того, что Лэйси Флинт когда-либо общалась с семьями погибших. Насколько мне известно, Сэма Купера она впервые встретила сегодня ночью.

Его рука наконец покинула мою талию и осторожно коснулась подбородка.

— И еще кое-что, — сказал он, когда мы встретились глазами. — Твоя светская жизнь в Камдене меня не устраивает, так и знай.

Дверь отворилась. Джосбери поднял голову, но с места не сдвинулся. Обернувшись, я увидела в дверном проеме пухленькую чернокожую медсестру. За спиной у нее стоял молодой констебль в форме.

— Вам нельзя вставать, — сказала медсестра. — Ложитесь немедленно!

И принялась поправлять мою постель. Судя по внешности, с этой женщиной шутки плохи.

— Прощайся уже, любовничек, — велела она Джосбери.

Тот взглянул на часы.

— Доброе утро, красотка!