22 июня, ровно в четыре утра - Влад Тарханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В самом начале июля поползли слухи, что Красная армия начинает откатываться и тут, по Молдавии, что враг рвется к Кишиневу, что вот-вот в расположение их укрепрайона отступят и закрепятся части Южного фронта. Уже третьего числа эти слухи перестали быть слухами. Стало известно, что комфронта Тюленев решил отвести части на восток и занять укрепрайоны по линии Сталина, чтобы создать мощный рубеж обороны по Днестру. Иван слышал, как их командир обсуждал эту новость с командиром соседнего ДОТа, который пришел к нему в гости. Мол, укрепления на новой границе ни к черту не годятся, правда, там все равно смогли продержаться, вон, почти неделю по Пруту оборону крепко держали, теперь еще Днестр надо сделать непреодолимой преградой, мол, все условия для этого есть, даже природа будет им в этом помогать.
Действительно, в районе Могилева-Подольского левый берег, на котором расположился город, выше и круче молдавского берега, так что и оборонять его должно быть легче. Главное, это чтобы враг не сумел сходу прорваться в город, зацепиться за землю на нашем, левом, берегу.
Этой неделей Степан Майстренко был доволен. Он сумел хорошо овладеть стрельбой из станкового, попрактиковался и из ручного пулеметов, даже пробовал освоить работу с пушкой, но времени было маловато. Все-таки будет подменять подносчика снарядов, если что. Винтовка оказалась в обращении вообще простейшим инструментом, а в метании гранат Иван вообще оказался лучшим в их небольшом гарнизоне.
За все время умудрился только один раз написать письмо сестре, да еще один раз молодой супруге. Времени не хватало, а по вечерам все мысли были только обо сне. Уставал неимоверно, спать хотелось, не приведи Господи! А выспаться никак не удавалось. Кормили вот хорошо, это было. Если бы не еда, вообще было бы грустно. Но, постепенно, Иван понял, что привыкает к армии. Об этом и писал в письме сестре — единственному горячо и искренне любимому человеку. Братьям — ни Богдану, ни вечно занятому и возгордившемуся Ивану писать не хотелось. Наталке написал о том, что служит, готовиться бить врага. Ответа на письмо он не дождался. Дождался саму дивчину. Жена приехала к нему двадцать девятого рано утром. Лейтенант дал им возможность встретиться. Отгул на пол дня. И то, только потому, что видел усердие и ответственность молодого бойца. Да и не изверг он, в конце-то концов, понимает, большую часть гарнизона укрепрайона набирали из местных жителей, а тут вот только перед войной поженились, чего уж…
А война приближалась к городу на Днестре, приближалась неумолимо, стремительно, как приближается волна цунами на мирный и тихий океанский пляж. Город жил военной жизнью. Все в нем было подчинено одному — встретить врага. Да, у людей было все вроде бы как обычно, но вся их жизнь теперь несла печать этого страшного проклятия — войны. Сразу же подорожали продукты питания. В городе оборудовали госпиталь, в который стали поступать раненные с фронта. Госпиталь считался тыловым, в него везли только самых тяжелых, которым в прифронтовых учреждениях помочь не могли. Ребекка, получив отказ в эвакуации, пошла работать в госпиталь — не могла сидеть без дела. Официально она была в отпуске, но какой может быть отпуск в такое время! Теперь она была сиделкой, помогала при перевязках. Сначала раненных было немного, но потом они стали идти потоком, а рассказы их были невнятные и страшные. Да и сами люди, вырвавшиеся из лап смерти были совсем другими, она еще не знала, не понимала этих людей, она только видела, что они изменились, стали другими, окаменели, что ли? И ей иногда казалось, что она каменеет вместе с ними.
Гнат Горилко, еще один простой русский солдат, пусть и украинец, хотя сам он себя всегда считал именно русским солдатом, так вот, Гнат оказался в другом ДОТе. Он хотел попасть в одну команду с молодым Майстренком, присмотреть за хлопцем, да не получилось. Парень оказался последним по списку, так Гнат попал в другую команду. Гарнизон был небольшим, в самом ДОТе кроме артиллерийской установки и станкового пулемета имелись еще и ручные пулеметы Дегтярева. На вооружении красноармейцев были еще несколько винтовок Мосина, одна СВТ-шка, пара автоматов ППД с рожковыми магазинами да гранаты. А вот командир ДОТА оказался совершенно молоденький лейтенантик, по ускоренному курсу закончивший общевойсковое (пехотное) училище, и пока еще в своем деле не слишком разбиравшийся. На построении он представился гарнизону ДОТа:
— Младший лейтенант Сидор Ильич Логвинюк.
Вскоре он получил у бойцов прозвище «наш Ильич». Лейтенант был парнем не злостным, придирками не заедал, но вот дело свое знал не слишком, все-таки это не взводом пехоты командовать в поле, ДОТ — специфическая штука, она и знаний требует специфических. Обычно в него командирами ставили артиллерийских, да так получилось, что комплектовать гарнизоны надо было срочно, а никого более подходящего под руками у коменданта города не оказалось. Вот так Ильич, которому только-только двадцать стукнуло, принял команду над полутора десятков взрослых, намного его старше, мужиков. Что Гната радовало, так то, что среди гарнизона было пяток настоящих артиллеристов, прошедших и Мировую, и Гражданскую. Стрелковку ребята освоили быстро, все-таки все были с опытом, в оружии понимали, а пулеметную часть он так сумел разложить им по полочкам, что как-то само по себе получилось, и второй номер нашелся, и расчеты ручников подобрались неплохие. Хорошо, что обстрелять оружие им дали возможность.
Сначала рядовой Рохля показал, как надо обращаться с трехлинейкой, чего-чего, а Мосинку он знал, как свои пять пальцев, разобрать, собрать, привести в боевое состояние, уложить четыре выстрела из пяти точно по центру мишени… А чуть позже Гнат учил сослуживцев, как надо