Гнездышко мелких гадов - Светлана Алешина

— Ах да. Ну, это вы, наверное, зря… хотя проверьте… А я, знаете ли, уже ничему не удивлюсь… Еще раз извините, я, может быть, путано говорю, но у меня столько проблем…

— Нет, нет, ничего, — сказала Лариса и поднялась со стула.

Она поняла, что разговор, по всей видимости, надо заканчивать — хозяйка квартиры всем своим видом демонстрировала, что у нее свои заботы и убийство Шатилова и Никитина ее не интересует. Напоследок Лариса еще раз окинула взглядом богатый интерьер квартиры, в которой жила Оксана, и попрощалась.

Уже в машине она вспомнила о словах Маши Губиной, адресованных Ювеналию: «Мы всегда подозревали, что он шизофреник. А теперь он это блестяще доказал». Конечно, подобная оценка поведения Добрынина могла быть спровоцирована его разоблачением весьма пикантных отношений треугольника Губины — Лавриненко, но все же… А еще надо было узнать, чем закончилась история Любы Лицедеевой. И рука Ларисы потянулась к телефону.

Психолог Курочкин был дома и вновь начал демонстрировать безумную радость по поводу звонка Ларисы. Но она не исключала, что в данном случае психолог просто проявляет свои профессиональные качества, изображая радушие. Только ей было наплевать на чувства Курочкина, потому что она решила идти в разговоре с ним наугад, используя то, что связи у психолога в городе весьма обширны.

— Привет, Анатолий, — сказала Лариса. — Не знаешь ли ты молодого человека по имени Ювеналий Добрынин? Ты его случайно не консультировал?

— Консультировал, — неожиданно ответил Анатолий Евгеньевич. — Только не Ювеналия, а Аристарха Добрынина.

— А это кто такой? — оторопела Лариса.

— Его отец, профессор математики нашего университета, — ответил психолог.

— И что?

— Интересный случай, — после некоторой паузы ответил Курочкин. — Очень даже…

— Меня все-таки больше интересует его сын, — перебила психолога на полуслове Лариса.

— В каком смысле?

— В смысле его психического здоровья.

Курочкин откашлялся, слегка помычал в трубку междометиями и осторожно высказался:

— Я пару раз видел этого юношу. Весь в отца пошел. А отец, скажу я тебе, Лариса, человек действительно интересный…

— Анатолий Евгеньевич, а все же можно поконкретнее? — не выдержала вновь Лариса, перебивая психолога. — Заверяю тебя — сведения останутся при мне.

Поскольку Курочкин продолжал издавать неопределенные междометия, Лариса совсем уже просящим, чуть ли не умоляющим голосом произнесла:

— Анатолий, ну мне действительно надо для дела…

Курочкин задышал часто-часто в трубку. Видимо, решал, говорить ему или нет.

— Хорошо, только ради нашей дружбы, — наконец сказал он. — Так вот, у профессора Добрынина подозрения на шизофрению имеются. Да, матушка, имеются. Этого для тебя достаточно?

— А у Ювеналия, сына его?

— Я же говорил, весь в отца пошел, — иносказательно подтвердил диагноз Курочкин. — Только, по-моему, еще дальше. Он религией вроде бы увлекается. Как меня первый раз увидел, сказал, что я пропитан дьявольской энергией, и посоветовал мне сходить в церковь. Вот такие дела…

— А как насчет его способности на преступление? — спросила Котова. — Склонности к действиям насильственного характера?

— Ну это вы, матушка, бросьте, бросьте! — Обычно жидкий тенорок психолога загустел и приобрел бархатный оттенок. — Парень явно мухи не обидит! А что шизофрения у него, так она в неопасной для общества форме протекает. Но неужели подозревается сей гражданин в чем-нибудь?

— Есть такой момент, — нехотя призналась Лариса. — И еще один вопрос тебе, Анатолий. Та девушка, с которой ты познакомился на Рождество, с ней все нормально?

— С Любой? — переспросил Анатолий. — С ней все нормально, уехала к своей новой пассии в район. Говорит, наконец, нашла свое счастье. Хотя, на мой взгляд, это просто попытка ураганного замещения одной привязанности другой. Расстанутся, должно быть, недели через две. Опять ко мне придет… Так что жду ее, не расслабляюсь, полирую свое профессиональное мастерство. Может быть, диссертацию на ее примере напишу.

— Научных успехов тебе, Анатолий Евгеньевич, спасибо за информацию, — поблагодарила Лариса.

— Душевно рад помочь… Кстати, как ресторан твой поживает?

— Ничего, спасибо, не жалуюсь…

— Не примешь ли в гости бедного психолога? В смысле в ресторане.

— Ого, вы решили потратиться на обед в «Чайке», Анатолий Евгеньевич? — притворно изумилась Лариса, знавшая, что психолог Курочкин — человек чрезвычайно прижимистый, экономит даже на общественном транспорте.

— Матушка, я вам информацию полезную предоставил? Предоставил, — заюлил Курочкин с легкими интонациями шантажа. — К тому же я давно вас не видел, пообщаться хочу. Может, чем еще помогу. Так что… По-моему, я вправе рассчитывать на обед за счет заведения.

— Ладно, приходи, жду тебя завтра, — после некоторой паузы ответила оторопевшая Лариса.

— Отлично, — констатировал психолог. — В обед загляну проведать тебя.

«Вот ведь какой жук — везде найдет свою выгоду», — посетовала Лариса про себя на Курочкина. Но в принципе жалко ей не было — не каждый же день Анатолий Евгеньевич столовался в ее ресторане. Не убудет от нее. К тому же надо быть добрее к людям, следуя советам самого гения провинциальной психологии. И Лариса, улыбнувшись этим мыслям, повернула ключ зажигания, завела мотор и поехала домой.

* * *

После разговора с Курочкиным Лариса откровенно загрустила. Грустила она дома, в одиночестве. Настя ушла на какую-то вечеринку с одноклассниками. «Ой, не случилось бы чего там на этой вечеринке», — тут же подумала Лариса, на которую подробности интимной жизни героев последней криминальной истории произвели довольно сильное впечатление, заставлявшее теперь волноваться за дочь. Евгений пребывал на работе. Хотя, возможно, уже и нет. Чем он сейчас занят? Может быть, снова советуется с Асташевским по поводу методов излечения от алкоголизма. Или, например, вызвал проституток к себе в офис? Лариса уже перестала ревновать мужа, но все равно мысль об этих «шалостях» была ей неприятна. И она заставила себя думать о деле. А оно откровенно зашло в тупик. Продолжать заниматься кандидатурой Ювеналия, поскольку другой нет? Бессмысленная трата времени. Подумав на этот счет, Лариса решила оставить парня в покое. Невольно ее мысли снова обратились к Оксане Комоловой, поведение которой казалось наиболее подозрительным. И Лариса начала заново перебирать все известные ей факты, пытаясь параллельно найти ответы на вопросы, пока что вызывавшие сомнение.

В цепочке своих рассуждений Лариса никак не могла нащупать то, что могло бы стать мотивом двойного убийства. И тем более она не видела мотива у Оксаны. Ведь Оксана не Тоня Лавриненко, чтобы считать двух шалопаев «социальным балластом». И, уж конечно, она не бросилась бы в духе воинствующего ницшеанства избавлять человечество от этого балласта.