Жизненный круг - Ирина Кедрова

В голове пронеслись картины спортивных сражений, в которых, при всем уважении к противнику, присутствует острое желание победить, отстоять право быть первым. В сознании фиксировались мелькание тел и лиц, автоматные очереди, возникающие то тут, то там, выкрики, возбуждающие ярость обеих сторон.

Евгений ворвался в калитку высокого забора и увидел перед собой чеченца, направившего автомат на Васю Клюева, славившегося своим неограниченным любопытством, а теперь готовящегося к прыжку с забора во двор. Чеченец – такой же молодой, как они, с чуть пробивающейся бородой, – сейчас убьет друга. Медлить нельзя, и Евгений выпустил автоматную очередь. Это был первый убитый им человек. Война началась для него. «Поддай, Ворон, жару! – слышит от друга. – Не туда, Женька, сзади заходи!». И он поддает, и заходит сзади, и срывается на боевиков сверху, и сам кричит: «Бей их, братва!».

А потом вдруг наступила тишина. Бой завершился. Осмотрены все дома. Вынесены на улицу четверо убитых чеченцев. Лежали они на земле совсем нестрашные. Смерть сняла с их лиц злость и ненависть. Более того, тот – первый чеченец Евгения – смотрел в небо и, казалось, спрашивал: «За что ты меня? Я ведь дом свой защищал».

– Ушли, гады, – зло констатировал Петр, старожил чеченской войны, воевавший больше года и потерявший не одного товарища, а потому ведший личный счет, отстреливая боевиков. – Кто подсчитал, сколько их было?

– Человек тринадцать, – ответил Евгений. – В первом доме трое, во втором четверо, в этом, – он показал на крайний дом, – шесть или даже семь. Как ушли?

– По задворкам и лазам, – предположил Петр. – Раненые есть?

У двоих оказались задеты ноги, у одного рука, но ранения, в общем-то, легкие. Передав по связи о выполнении задания, ждали у крайнего дома машину.

– Братцы, идите сюда, – раздался из дома голос Клюева. – Я подземный ход нашел.

Петр и Евгений вслед за ним прошли по подземелью и вышли к оврагу в полусотне метров от селения.

– Вот как они ушли, – сказал Василий. – А я думал, куда исчезли?

– Ответ ясен, – резко ответил Петр, – проворонили мы бандитов.

Они вернулись назад к дому. Сели на валявшееся у забора бревно.

– Ты, Воронков, первый раз в бою? – спросил севший рядом Петр. – Молодец. Жестко ведешь. Дома-то знают?

– Нет, бабуля умрет со страху. Не знаю, как ей написать.

– Написать-то надо. А мать, отец есть?

– Отец. Ему, пожалуй, напишу, как вернемся.

– Вот и хорошо, – Петр осмотрел местность и обратился к бойцам, – пошли, ребята, к дороге, БТР, наверно, подъехал.

Спустились по склону, сели в бронетранспортер, двинулись по дороге. Несколько человек, среди которых и Евгений, расположились сверху на броне. Говорить не хотелось. Он размышлял: выполнили задание или нет, если боевики почти все скрылись? И как они все-таки выбрались? Вдруг раздался грохот. Удар. Яркая вспышка. Машина дернулась, и сразу загорелся моторный отсек. Взрывом десантников сбросило с брони. Через несколько секунд Евгений услышал сквозь шум в ушах голос Петра: «Твою мать, напоролись на фугаску!». Это были последние слышанные им слова.

Двоих раненых, с осколочными ранениями в голову и ногу, отправили в Назрань. Василий там быстро пошел на поправку и через два месяца вернулся в строй.

Евгений же смутно сознавал, что везут его на вертушке в госпиталь, потом на каталке в операционную. Яркий свет ударил по глазам. И все, больше не было ничего. После сложнейшей операции, прошедшей, по мнению нейрохирургов, вполне удачно, он в сознание так и не пришел. Лежал в неподвижности многие дни, недели и месяцы. Что чувствует человек в состоянии комы? Слышит ли и видит ли он кого-нибудь? Об этом не могут сказать даже самые знающие врачи.

Но однажды Евгений почувствовал тепло, знакомое ему с рождения, с того дня, когда впервые после роддома привезли его домой. Увидел что-то вроде сна. Будто лежит, в пеленки завернутый, на руках у бабушки и глазенками на нее смотрит, а она улыбается и ласково говорит: «Женечка, внучек мой родненький, будем с тобою жить, маму вспоминать».

Другой сон: едет в поезде с Геной, и тот требовательно говорит: «Товарищ проводник, попросите в соседних купе, чтобы не шумели». А потом они с Геной долго бежали по лесной тропинке. Женя упал и, разбив лоб, заплакал, а Гена погладил его прохладной рукой, приговаривая: «Потерпи, потерпи, браток, боль пройдет обязательно».

Много времени после этого ни снов, ни видений не появлялось. Вдруг почувствовал он запах родного дома и ясно увидел свою комнату. Послышались бабушкины слова: «Вот, внучек, ты домой вернулся». С того сна наступило ощущение тепла и доброты. Казалось, вокруг него раскинулось море нежности, и он плавает в этом море. Только хочется ему скорее на берегу оказаться и понять, что там происходит.

В долго-нежном море однажды дотронулась до него рука – желанная, тянущаяся к нему, похожая на ту, что касалась его лица и волос, когда гулял он с любимой девушкой по лесу. «Милка, Милочка, Милушка», – возникало в голове, а где-то вдали смутно вырисовывался расплывчатый образ девушки, к которой он попытался протянуть свою руку. «Мы поженимся, скоро мы поженимся», – убеждал он женщину, стоявшую к нему спиной и не желавшую быть опознанной в его сне.

Вспоминалось дорождение, когда уютно лежал в утробе матери, и неясно слышал этот голос вместе с материнским. Рядом с этим голосом возникал другой, тоже знакомый, слышимый им в юношеские годы. Как-то возник образ отца, чуть сгорбленного, худого и измученного интеллигента, мающегося бедами родной земли.

Все эти видения не касались сознания, они появлялись на чувственном уровне. Как-то открыл глаза, и все увидел, услышал и понял, только ничего не мог сказать. К нему подошла Милка. Он вспомнил, что познакомился с ней во время службы, а потом почувствовал знакомый запах ее волос, вкус губ, касание ее ресниц. Да ведь он любил Милку! Почему любил? Он любит эту девушку! И она здесь, с ним рядом. Значит, она тоже любит. «Милочка», – хотелось сказать, да губы не двигались.

На следующий день он увидел Колю с Ташей и вспомнил, что это его брат и сестра. Сразу же возникло воспоминание о том, как растили его Гена и Таня, как помогали его взрослению. Вслед за воспоминанием появилось огромное желание увидеть обоих. «Где Таня и Гена?», – беззвучно спросил он вошедшую в комнату Милку. Она все поняла, улыбнулась ему и крикнула в дверь: «Таня, Гена, идите скорее, Женя в себя приходит!». Вошли ли они, он не знает, потому что опять наступила темнота, только не сплошная, как раньше, а со звуками и запахами.

В следующий раз, увидев у кровати Милку, он решил спросить: «Где баба Нюра?», но голос еще не вернулся к нему. Зато на столике у кровати увидел две фотографии: с одной смотрит на него Милочка, а на другой сидят, обнявшись, Нюра и маленький Женя. «Баба Нюра скоро вернется домой, – сказала Милка, – ей операцию на глаза сделали. Ты не волнуйся, у нее все хорошо. Скоро увидитесь». «Какая же она понятливая, – думает Евгений. – Замечательно, что мы с ней тогда в парке встретились».