Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг - Борис Мегорский

Чтобы зажечь что-нибудь в осажденном городе, его обстреливали из пушек раскаленными («калеными») ядрами. Для этого на флангах батареи в земле делались печи, «в которых печах ставят решотки, на которые кладут ядра… которые ядра греют, и носят их в лошках, или клещами к пушечному дулу. Когда ядра красны, тогда офицеры понемногу пушки велят заряжать, ибо зело они разгораются жаром калионых ядер, и стреляют токмо для того, чтоб ядра попадши на кровли, тамо оставались не проходя сквозь, и чтоб вскоре зажигали». Опасность заключалась в том, что раскаленное ядро могло прожечь пыж и воспламенить пороховой заряд, поэтому в качестве пыжа лучше было использовать дерн[491].

Оставив пушкарей, посмотрим на действия бомбардиров в кетелях; для этого изучим описанный у Сен-Реми «манер, как учреждать салдат для поспешного управления мортирою на батарее». Как мы знаем, мортирные батареи отличались от пушечных; значительно отличались и конструкции этих типов орудий. Ствол мортиры имел короткую и сравнительно узкую пороховую камору и короткий же, но очень широкий канал ствола. Лафет («станок») мортир не имел колес и клался прямо на платформу. Отличались и инструменты: вместо банника использовалась железная «скоблица» с выгнутой лапкой для вычищения ствола и каморы, вместо прибойника – деревянная колотушка, другие предметы тоже были обусловлены специфическим процессом заряжания мортиры. Обслуживать одну мортиру должны были пять человек – офицер и бомбардиры. Первый бомбардир стоял с левой стороны; он вкладывал затравник в запальное отверстие, приносил из магазина порох и всыпал его в камору, справляясь о размере порохового заряда у офицера. Солдат с правой стороны подавал пыж из пеньки, и первый плотно прибивал его тремя ударами набойника; затем подавался кусок дерна, который также забивался в камору поверх пороха и пыжа девятью ударами. Затем солдат справа клал в мортиру две лопаты земли, а первый плотно прибивал ее. После того первый бомбардир клал набойник справа от лафета и вынимал из запала свой затравник. В это время другие бомбардиры по обе стороны брали носилки, которые лежали справа от станка, и на этих носилках подносили заряженную бомбу к стволу. Первый солдат с левой стороны принимал бомбу и вкладывал ее в мортиру трубкой кверху.

Первый солдат с правой стороны насыпал лопатой землю в ствол поверх бомбы; первый слева прибивал землю набойником, а в зазоре между снарядом и стенками ствола «утыкивал» специальным деревянным ножом, который подавал второй слева солдат. Тем временем второй солдат справа ставил на место носилки, а затем все четыре бомбардира брались за ломы и ставили мортиру на свое место, где офицер начинал наводить орудие. По его сигналам солдаты ворочали станок рычагами вправо-влево и вверх-вниз; для фиксации угла возвышения под станок подкладывали деревянные клинья. Заряженной и наведенной мортире первый бомбардир насыпал порох в запальное отверстие. К этому моменту бомба в стволе была закрыта землей, из которой торчала лишь запальная трубка (деревянная трубка формы усеченного конуса, заполненная медленногорящим составом). Торец трубки с горючим составом нужно было поскоблить концом затравника и присыпать пороховой мякотью – чтобы состав «скорее запалился». Последний солдат с правой стороны пальником поджигал запал бомбы, а первый после этого подносил свой пальник к затравке мортиры. После выстрела последний слева бомбардир вычищал ствол и камору скоблицей[492].

Снаряжать боеприпасы полагалось прямо на месте расположения батарей. У каждой батареи был свой пороховой магазин, где хранился порох и где начинялись бомбы: «Чтож касается до заряжания бомб, то надобно в них сыпать порох воронкою; а потом трубку в нее вложить, которую надлежит вколачивать в запал деревянною колотушкою, а железною никогда [чтобы не высечь искру металлом. – Б. М.]»[493]. В частности, Сен-Реми советовал запастись для мортирных батарей запальными трубками для бомб, по числу на треть больше, чем количество бомб, на случай, если трубки будут теряться или портиться от дождя; «оные трубки заряжают на том месте, где стрелять будут, для того, чтоб доброе действо чинили» [494]. Перед началом бомбардирования Нарвы в 1700 г. бомбардирская рота Преображенского полка занималась подготовкой бомб: «В 15 д. [октября. – Б. М.] зачали работать на острову около бомбов и нарядили 110 бомбов»; после чего 18 октября «для пробы бросили в город 4 бомбы» [495].

Фюссли, Йоханн Мелхиор (Fiissli, Johann Melchior) (1677–1736). Осадная батарея. Цюрих, 1728 Zentralbibliothek Zürich

Сен-Реми напоминает, насколько тяжело было управляться с бомбами больших калибров: «По толщине и тягости их зело их трудно ворочать, и надобны к ним козлы, чтоб ими можно было в мортиры их положить»[496]. Поэтому такие бомбы изготавливались с «ушами» возле запального отверстия, чтобы за них цеплять крюки и, подвешивая снаряд на козлах или рычагах, опускать его в ствол [497]; малые бомбы производились без ушей, и тогда приходилось употреблять «веревочную сетку, на которую бомбу кладут и носят два человека» [498]. О необходимости приделывать к снарядам уши напоминал в Приказ артиллерии Я. В. Брюс: «К бомбам гаубичным… приделывать по два уха к бомбе, понеже присланные сюда в поход бомбы без ушей и в гаубицы подымать и класть их трудно» [499].

Отметим некоторые аспекты артиллерийского дела, которые характеризуют уровень развития техники той эпохи. Пушки наводились примитивными по современным меркам средствами, например вертикальная наводка орудия осуществлялась деревянным клином, который подбивали вперед-назад и таким образом поднимали или опускали казенную часть ствола. Мортиры тоже наводили клиньями, но часто устанавливали на неизменном возвышении, а дальность полета регулировали размером порохового заряда: «Спрашиваться офицера, управляющего мортирою, сколько ему пороху надобно на заряд, для того что, смотря по расстоянию отколь стреляют, надобно пороху на заряд иногда больше, а иногда и меньше» [500]. Размером заряда также регулировалась сила пушечных выстрелов; специальными мерками (металлическими стаканами заданного объема) порох насыпался в шуфлу. Однако одинаковый размер порохового заряда не гарантировал одинаковой силы выстрелов. Дело в том, что качество пороха могло розниться от партии к партии, поэтому при пристрелке орудий приходилось делать поправку на то, что порох в разных бочках мог иметь неодинаковую силу. В связи с этим Вобан рекомендовал записывать, какое количество пороха из каждой вновь открытой бочки необходимо для верного выстрела: «Примечать ядра, куда они летят, а как увидишь, что в то место верно попадают, куда бить намерен, то надобно заметить на клину, которым пушки подклиниваются, или на задней подушке лафета, на которой клин лежит, и заряжать тою же мерою и тем же порохом. А как весь тот порох изойдет, то надобно снова первый выстрел, который бы в то же место попал, сыскать: ибо разность пороха немалую разность в выстрелах производит, и так когда найдешь первый выстрел и одною мерою и одним порохом заряжать станешь, то конечно выстрелы будут попадать несравненно лутче»[501]. Вместе с этим порох старались принимать по определенным стандартам качества: «У подрядчиков в приеме пороха смотреть накрепко, чтоб оный порох в приемных во всех бочках сходен был с первым опытом, который есть в Приказе артиллерии»[502], – приказывал своим подчиненным Я. В. Брюс в 1707 г..