Алое на черном - Татьяна Корсакова

…Как же страшно, когда остаешься один на один с темнотой! Когда знаешь, что под тобой бездна, и в бездне этой притаился кто-то ужасный. Мышцы цепенеют уже не от холода, а от этого парализующего страха.

– Игнат! Где ты? – Я заорал громко, во все горло, силясь отогнать и страх, и темноту. – Я плыву к тебе, брат!

Доплыл ли я до противоположного берега? Не знаю. Знаю только, что выдохся от этой бессмысленной борьбы с собственным страхом. А мне еще Игната спасать…

Босых ног коснулось что-то холодное. Я подумал – водоросли. А потом на лодыжках сомкнулись крепкие пальцы, дернули вниз, утаскивая на дно. Не врал Степка про ведьму…

Я закричал, в горло хлынула вода, выдавливая из легких остатки жизни. Как же я хотел жить в тот миг! Я сражался с невидимым противником со звериной яростью. Я даже сумел на секунду вырваться из его мертвой хватки и вместе с речной водой хлебнуть упоительно сладкого воздуха. А потом ведьма накинулась на меня сзади, вцепилась в плечи, снова поволокла в свое мертвое царство. Теперь уже навсегда, потому что сил на борьбу у меня уже не осталось. И сам не спасся, и брата не уберег…

Смерть моя была холодной. Холодная темнота вокруг, холодные ведьмины объятья. И только в груди – разрывающий легкие огонь.

…Я был почти мертв, когда в волосы мои вцепился кто-то крепкий и злой, потащил вверх, туда, где воздух и жизнь. Да только поздно, смерть уже не выпустит меня из своих когтистых лап.

Холодно…

И темно…

И обидно до слез…

– …Барин, да пусти ж ты меня к нему! Дай я сам, ба-а-а-рин!

В этом испуганном визгливом крике я сразу узнал голос Степана.

– Говорил же, не лезьте в затон! А вы что?! Хозяин с меня шкуру за вас спустит! А ну как не очнется Андрей Владимирович-то?

– Очнется! – В голосе Игната – дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Нет, от холода, страх моему брату неведом.

Да не о том я! Живой Игнат! Живой, Пресвятая Богородица! И я живой, наверное…

Хотел заговорить, успокоить их, но вместо слов из горла вырвался кашель пополам с речной водой. Я кашлял долго, до слез, до боли в груди, а кто-то сердобольный лупил меня по спине, помогая избавиться от остатков воды и ужаса.

– Ты как, брат? – Игнат сидел на корточках, с его мокрых волос стекала вода, а кожу серебрила снова выглянувшая из-за туч луна. Глаза его были почти черными от расширившихся зрачков, а зубы выбивали барабанную дробь.

– Очнулся барин! Ой, святые угодники! Что ж вы делаете со мной, огольцы?! – Рядом с Игнатом появился Степан в мокрой одежде, тоже дрожащий. – Какой бес вас в воду погнал?

Ответить мы не успели, Степана было не остановить.

– Уберег Господь неразумных! Я ж крепко сплю, а тут точно в бок кто толкнул: вставай, Степка, беда пришла! – Он клацнул зубами, перекрестился, принялся стаскивать с себя одежду. – Вскочил, не понимаю, что я, где я, а только слышу, в затоне кто-то барахтается. И не видать ничего. Хоть глаз выколи, тьма такая. И жуть… аж до костей. – Степан снова перекрестился. – Я сразу понял, что это она вас приманила. Ведьма! Ей такие мальцы в радость. Скучно ей одной-то.

– Это ты меня вытащил, Степан? – Я благодарно кивнул Игнату, набросившему мне на плечи одеяло. – Тебя благодарить?

– Благодарить? – Степан замер, посмотрел на меня как-то странно, а потом зачастил: – А не надо меня благодарить, Андрей Владимирович! Самая лучшая благодарность мне будет, если вы папеньке своему ничего не расскажете. Он же шкуру… шкуру с меня… – Конюх не договорил, отчаянно махнул рукой.

– Мы не скажем, – ответил за меня Игнат. – Не переживай, Степка, теперь это наша тайна. Согласен, Андрей?

Я кивнул. Хватит отцу горя, не станем рассказывать.

– Спасибо! Спасибо, сиятельство! – Степка кинулся было целовать Игнату руки, да тот отмахнулся.

– Костер разведи, – велел устало. – Согреться бы.

– Это мы мигом! Это запросто! – Степан засуетился возле уже почти погасшего костра.

– Ты ее видел? – спросил я у присевшего рядом Игната.

– Нет. – Тот покачал головой. – А ты?

– Только чувствовал.

– Страшно было?

– Страшно. А тебе?

– И мне…

С той ночи мы про ведьму больше не разговаривали, но думали о ней каждый день. Игнат тоже думал, я точно знаю. Я научился читать в сердце своего брата.

Он едва успел прочесть последнюю строчку, когда дверь в их комнату распахнулась. На пороге стоял садовник Ильич.

– Не спите, ребятки? – Он сдернул с головы кепку, рукавом рубашки стер испарину с загорелого лица. – Уф, жарища-то!

– Не спим, Ильич. – Дэн сунул дневник под подушку.

– Это хорошо, что не спите! Начальник велел мне дров для вечернего костра нарубить, а меня радикулит скрутил, будь он неладен. Помощники нужны. Не откажете старому человеку? – Он хитро сощурился.

– Да какой же ты, Ильич, старый человек! – усмехнулся Гальяно. – Ты мужчина в расцвете сил. Вот еще б не дымил, как паровоз, – добавил многозначительно.

– Намек понял! – Садовник кивнул, сунул руку в один из многочисленных карманов комбинезона, вытащил запечатанную пачку сигарет, протянул Гальяно. – Спасибо, парень, выручил!

– Не за что. – Гальяно заграбастал сигареты. – Так где дрова собирать? В парке?

– В парке нечего собирать. Те ветки, что я срезал, еще сырые, а нам сухостой нужен.

– В лес пойдем? – догадался Матвей.

– В лес.

– А отпустят? – спросил Туча осторожно.

– А кого мы спрашивать будем? – Садовник взвесил на ладони связку ключей. – Через запасной выход выйдем. Так удобнее, крюк делать не придется. У Максима Дмитриевича я вас отпросил, а Шаповалову и знать не нужно.

– Не любите вы его, как я погляжу, – усмехнулся Дэн.

– А за что его любить? Это ж не человек! Диктатор! Думает, раз фамилия у него графская, так он тут всему хозяин. А еще посмотреть нужно, что за фамилия и кто хозяин.

– Напутано что-то с графьями, – поддакнул Гальяно. – Там вепри, тут волки.

– А откуда знаете? – удивился Ильич.

– В библиотеке прибирались, видели.

– Вот что я вам скажу. – Ильич выбил из пачки сигарету и незажженной сунул в рот. – Один только из братьев настоящий граф, а другой так… пришей кобыле хвост.

– И кто же из них настоящий? – спросил Дэн.