Алое на черном - Татьяна Корсакова

– А ты подсматривал, Степан? – Я спросил и почувствовал, как щеки мои заливает стыдливый румянец.

– Был грех. – Степка кивнул. – Я ж молодой тогда был, несмышленый, а она такая… – Он замолчал, а когда снова заговорил, голос его изменился. – Ведьмовской знак я видел. У любой ведьмы есть такой знак.

– Что за знак? – подался вперед Игнат.

– Родимое пятно. Особенное такое, точно лист клевера. И у нее оно было, аккурат в том месте, где спина переходит… – Он запнулся, похлопал себя по пояснице. – Вот тут он у нее был, ведьмовской знак.

Не верил я в его рассказ и в ведьму-красавицу тоже не верил, но слушать все равно было интересно.

– Что с ней стало? – Игнат поднял с земли еще один камень, взвесил на ладони.

– Утопили, – сказал Степан коротко. – Вот в этом затоне и утопили.

– Кто? – ахнул я, дивясь такому повороту событий.

– Бабы. Приревновали они ее к своим мужикам. Не знаю, за дело или без. – В голосе Степки слышалась жалость. – Кто ж теперь правду скажет?! Убили и концы в воду. В каждой бабе есть что-то от ведьмы… – добавил он задумчиво.

– А дальше что было? – Игнат разглядывал камень на своей ладони. Камень формой тоже был похож на лист клевера. Ведьмовской знак…

– А дальше те бабы, что ведьму топили, сами в этом затоне потопли, одна за другой. И лета не прошло, как их мужики овдовели.

– Что ж они тут делали? – В горле вдруг пересохло. – Далеко ж от деревни.

– Никто не знает. – Степка пожал плечами. – Они среди ночи сюда приходили, а находили их уже на следующий день.

– Это она их звала, – сказал Игнат с непонятной меланхолией и швырнул камень в воду. – Звала, а потом топила. Так ведь? – Он посмотрел на Степку.

– Всякое говорят, барин. – Тот перекрестился. – Может, и звала. Ведьмовская месть – она же страшная, ей даже смерть не помеха. Ладно! – Он вздохнул, развернулся спиной к реке. – Некогда мне тут… А вы в воду не лезьте, от греха подальше.

– Она же не всех подряд убивала! – крикнул ему вслед Игнат. – Только врагов!

– А кто ж знает, кого она врагом посчитает? – не оборачиваясь, сказал Степка.

Вечером, в лучах закатного солнца история эта казалась больше сказочной, чем страшной, а под покровом ночи мне отчего-то сделалось не по себе. Не оттого, что я поверил в историю про ведьму, просто место было уж больно уединенное, а ночь уж больно темная. Ведьмовская…

Чтобы не думать, не пугаться еще больше, я и решился поговорить о том, что давно меня мучило, рассказал брату все как есть, слово в слово пересказал разговор отца и покойной матушки.

Игнат молчал очень долго. Костер почти догорел, и я не видел его лица. Думал, вдруг уснул, но разбудить не решался.

– Не любила она меня. – В темноте голос Игната был похож на шипение догорающих углей. – Никогда не любила. Я с детства это знал, чувствовал.

И хотел бы я сказать, что он ошибается, но не мог, тоже чувствовал…

– А отец? – только и спросил.

– А отец? Отец любит, наверное. Не знаю…

– Любит! – сказал я с уверенностью. – Ты же первенец, старший сын.

– Старший сын, – эхом отозвался Игнат, и снова наступила долгая тишина.

Я лежал на спине, закинув руки за голову, и всматривался в ночное небо. Даже в россыпи звезд мне виделся трилистник, ведьмовской знак. Не получилось у нас с братом разговора. Игнат знал не больше меня. Или знал, но отчего-то не хотел об этом говорить.

Я уже почти заснул, когда услышал над ухом его громкий шепот:

– Поверил про ведьму, Андрей?

– Нет. – И ведь не соврал почти. Кто ж в наш просвещенный век верит в колдовство и глупые мужицкие сказки?!

– И не испугался, значит?

– Нисколечко.

– Тогда давай в затоне искупаемся. Смотри, какая ночь теплая! Что ж лежать-то без дела?

Не хотел я купаться в затоне. Самому себе еще мог признаться, что рассказ Степана меня напугал, но вот как признаться в таком Игнату? Он ведь никого никогда не боялся. Ему вообще страх неведом.

– Ты со мной, брат? – Игнат уже раздевался. Он смотрел на меня сверху вниз, и в темноте мне казалось, что глаза его отсвечивают желтым. Как у волка…

– Я не боюсь!

А даже если и боюсь, то за братом пойду хоть на край света. Что мне какой-то ведьмин затон!

Вода была холодной, куда холоднее, чем казалось вечером.

– Ключи тут на дне, вот и холодно, – сказал Игнат и бесстрашно нырнул в воду.

Нырнул и исчез в кромешной ночной темноте, будто утонул. Горло мое сдавили тиски страха. Только на сей раз не за себя я боялся, а за брата. Игнат плавает лучше меня, случись с ним что – я не помогу. Мне бы самому на воде удержаться.

Время шло, с затона не доносилось ни звука, ни всплеска. Я уже почти решился закричать, разбудить Степана, когда Игнат вынырнул у противоположного берега. Я его не увидел, сначала услышал всплеск, а потом тихий голос:

– Ну, что же ты, Андрей! Плыви ко мне! Нет тут ни ведьм, ни русалок.

За братом на край света… Я ринулся вперед, не раздумывая, не оставляя себе возможности одуматься и испугаться. Я почти смирился с колючим холодом воды. Надо двигаться, плыть вперед, чтобы согреться.

Где же Игнат? Ни зги не видать. И луна скрылась за тучами. Как же теперь в темноте?

– Игнат, ты где? – осторожно, стараясь не сорваться на крик, позвал я. – Игнат!

Молчание. Кошки-мышки – с детских лет любимая забава моего брата. Но разве же место? И разве же время?

– Глупо это, Игнат! – Я хотел, чтобы получилось зло, а вышло жалко. – Все, я выхожу!

Я бы, наверное, и вышел, если бы не этот звук. Вода у противоположного берега забурлила.

На мгновение мне показалось, что затон вот-вот превратится в кипящий котел и я сварюсь в этом котле, как маленькая глупая рыбка. А потом я услышал слабый крик, и от страха не сразу понял, что кричит Игнат…

Брат бился в воде, точно пойманный в невидимую сеть. Вот откуда это странное бурление. Из-за тучи на мгновение показалась луна, и в эти мгновения я успел заметить, как он машет руками, как с головой уходит под воду…

Игнат тонул. Или не тонул, а сражался с тем, кто пытался утащить его на дно затона…

Я не стал раздумывать, я забыл даже о том, что плохо плаваю. Я ринулся вперед, спасать своего брата.