Белоснежка должна умереть - Неле Нойхаус

— Ты можешь наконец сказать, что с тобой происходит? — спросила Амели. — Что-нибудь случилось?

Тис не ответил. Он отодвинул в сторону кадку с пальмой в дальнем конце оранжереи и прислонил доску, на которой она стояла, к стене. Амели с любопытством подошла ближе и увидела люк в полу. Тис открыл люк и повернулся к ней.

— Пошли!

Амели стала спускаться по крутой и узкой ржавой железной лестнице вниз, в темноту. Тис закрыл люк над головой, через несколько секунд загорелась тусклая лампочка. Он протиснулся вперед и открыл тяжелую железную дверь. Навстречу им хлынула волна сухого теплого воздуха. Амели раскрыла рот, увидев обширное помещение. Светлое ковровое покрытие, стены, выкрашенные в веселый, оранжевый цвет. Полка с книгами на одной стороне, уютный диван на другой. Дальняя часть комнаты отгорожена чем-то вроде ширмы. Сердце Амели колотилось уже у самого горла. Тис никогда не подавал ей никаких сигналов, что ему от нее что-то нужно; она и сейчас не верила, что он вдруг набросится на нее и начнет насиловать. Кроме того, от лестницы ее отделяли всего несколько шагов, и ей понадобилось бы всего пару секунд, чтобы оказаться в парке.

— Пошли, — сказал Тис.

Он отодвинул ширму в сторону, и Амели увидела старомодную кровать с высоким деревянным изголовьем. На стене висели фотографии, выстроенные в четкие шеренги, как и все, чем пользовался Тис.

— Иди, не бойся. Я Белоснежке уже столько о тебе рассказывал.

Амели подошла ближе, и у нее от ужаса перехватило дыхание. Она, как зачарованная, смотрела на лицо мумии, не в силах отвести взгляд.

* * *

— Ну что с тобой?

Надя присела перед ним на корточки и осторожно положила руки ему на бедра, но он раздраженно убрал ее руки и встал. Проковыляв несколько метров, он остановился. Подозрение, которое у него родилось, было страшным!

— Труп Лауры лежал в топливном баке на старом военном аэродроме в Эшборне, — глухо произнес он. — Ты ведь помнишь, как мы там устраивали вечеринки? У отца Йорга остались ключи от ворот.

— Ты это к чему? — Надя подошла к нему, недоуменно глядя на него.

— Я не бросал Лауру в бак! — резко ответил Тобиас и так крепко стиснул зубы, что они скрипнули. — Блин! Зараза! — Он сжал кулаки. — Я хочу знать, что на самом деле произошло в тот день! Мои родители разорены, я десять лет отсидел в тюрьме, а потом еще отец Лауры сбросил мать с моста! Я больше так не могу!

Надя молча стояла перед ним.

— Поехали со мной, Тоби. Пожалуйста! — произнесла она наконец.

— Нет! — отрезал он. — Ты что, не врубаешься? Именно этого они и добиваются, эти уроды!

— Вчера они тебя только избили. А если они опять придут и на этот раз доведут дело до конца?

— Ты хочешь сказать — и прикончат меня?

Ее нижняя губа едва заметно дрожала, большие зеленые глаза наполнились слезами. Нет, она не заслужила того, чтобы он на нее кричал. Она была единственным человеком, который ему не изменил. Она даже приходила к нему в тюрьму. Но этого он не хотел. Его гнев вдруг мгновенно выветрился. Ему стало стыдно.

— Прости! Я не хотел на тебя кричать… — тихо произнес он и протянул к ней руки. — Иди ко мне.

Она прильнула к нему, прижала лицо к его груди, а он крепко обнял ее обеими руками.

— Наверное, ты права… — прошептал он ей в волосы. — Время все равно не повернешь вспять.

Она подняла голову. В ее глазах была тревога.

— Я боюсь за тебя, Тоби! — Ее голос дрогнул. — Я не хочу потерять тебя еще раз — теперь, когда наконец-то обрела тебя!

Тобиас сморщился от боли. Закрыв глаза, он прислонился щекой к ее щеке. Если бы он только знал, будут ли они счастливы вместе! Он не хотел еще раз обжечься. Лучше уж до конца жизни быть одному.

* * *

Когда Пия с Боденштайном вошли в комнату для допросов, Манфред Вагнер, с несчастным видом сидевший за столом, тяжело поднял голову. Он уставился на них своими красными, водянистыми глазами пьяницы.

— Вы совершили целый ряд тяжких преступлений, — начал Боденштайн серьезным тоном, включив магнитофон и задав необходимые, предусмотренные протоколом вопросы. — Телесные повреждения, остановка движения на скоростной трассе, повлекшая за собой тяжелое дорожно-транспортное происшествие, и — в зависимости от того, как это деяние квалифицирует прокурор, — убийство по неосторожности или даже преднамеренное убийство.

Вагнер побледнел. Судорожно глотнув, он посмотрел на Пию, потом на Боденштайна.

— Но… но… Рита же жива?.. — пролепетал он.

— Жива, — подтвердил Боденштайн. — А вот водитель, на ветровое стекло которого она упала, умер еще на месте происшествия от инфаркта. Я уже не говорю о повреждениях автомобилей, вовлеченных в ДТП. Это будет иметь для вас тяжелые последствия, тем более что вы не явились в полицию с повинной.

— Да я хотел!.. — плаксивым голосом воскликнул Вагнер. — Но… но они меня все отговаривали…

— Кто вас отговаривал? — спросила Пия.

Последние остатки сочувствия к этому человеку у нее пропали. Он, конечно, понес тяжелую утрату, но это не оправдывало его нападения на мать Тобиаса.

Вагнер пожал плечами и отвел глаза.

— Да все они… — ответил он тем же робким тоном, каким несколько часов назад ей ответил Хартмут Сарториус на вопрос, кто написал анонимное письмо и напал на его сына.

— Понятно. Вы всегда делаете то, что говорят все они? — Ее слова прозвучали жестче, чем она хотела, но зато возымели нужное действие.

— Что вы понимаете! — вскинулся Вагнер. — Моя Лаура была необыкновенным ребенком. У нее было бы прекрасное будущее. И она была красавицей. Мне иногда даже не верилось, что это моя дочь. А ее взяли и убили. И выбросили на свалку, как мусор. Мы были счастливой семьей. Только что построились в новой промышленной зоне, и моя столярная мастерская приносила неплохой доход. Народ в деревне был хороший, все дружили друг с другом. И тут вдруг такое… Лаура и ее подруга пропали. Их убил Тобиас, эта бесчувственная сволочь! Я умолял его сказать мне, за что он ее убил и что сделал с ее телом. Но он так ничего и не сказал…

Он скорчился и громко всхлипнул. Боденштайн уже хотел выключить магнитофон, но Пия удержала его. Интересно, плакал ли Вагнер от боли по погибшей дочери или от жалости к самому себе?

— Прекратите этот спектакль! — сказала она.

Он резко поднял голову и уставился на нее с таким изумлением, как будто она дала ему пинка в зад.

— Я потерял дочь… — начал он дрожащим голосом, но Пия перебила его:

— Знаю! И от всей души сочувствую вам. Но у вас есть еще двое детей и жена, которым вы нужны. Неужели вы совсем не подумали о том, чем это может обернуться для вашей семьи, если вы что-то сделаете с Ритой Крамер?