Приговоренные - Андрей Троицкий

Он сегодня великодушен. Пусть Лихно последний раз насладится ресторанной кухней, а потом… Решено брать его на улице, а не в зале, где сегодня заказаны все столики.

– Ну, теперь, когда вокруг почти никого нет, мы можем обсудить размер премиальных, – начал Девяткин. – Я их заслужил. Несчастный случай с Тубусом произошел вовремя. Он не успел бежать. Поэтому…

– Поэтому вы решили, что меня, контрразведчика с большим опытом, который ловил шпионов, а не всякую шпану, можно взять на крючок. Простой крючок, даже без наживки. Вы сдаете мне Тубуса, потом получаете от меня деньги, возвращаетесь на Петровку и сочиняете рапорт.

– Это вы о чем? Не пойму что-то.

– Я же сказал, вы сочиняете рапорт примерно такого содержания: «Я, Юрий Девяткин, успешно вошел в контакт с подозреваемым гражданином Лихно. Сыграв роль продажного полицейского, получил от него такую-то сумму в иностранной валюте. Лихно доверяет мне полностью. Я готов к дальнейшей разработке подозреваемого». А утром вас вызывают к руководству. Начальник следственного управления Богатырев жмет вашу руку и говорит, что вы полностью оправдали его надежды и остаетесь сыщиком номер один… Чего доброго, старик даже прослезится и со слезами на глазах расцелует вас. А потом, не дожидаясь, когда высохнут слезы, выпишет грошовую премию. Так вы себе представляете нашу дружбу?

Девяткин уже открыл рот, чтобы ответить какой-нибудь шуткой. Не важно, что сказать, надо выиграть всего полминуты. Этого времени операм в автобусе хватит, чтобы ворваться в ресторан. А Девяткин успеет перевернуть стол на Лихно и пару раз саданет ему кулаком по очкам. Правая рука поднялась над столом и начала движение к внутреннему карману пиджака, где дожидался своей минуты биппер. Но тут возле стола выросла фигура официанта с перекинутой через левую руку салфеткой. Он потянул уголок ткани на себя, обнажая зажатый в правой руке пистолет с глушителем, навинченным на ствол.

– Слышь, гнида, – прошипел официант. – Одно неверное движение… И схоронят тебя в закрытом гробу. Потому что от башки останется пустое место.

Девяткин застыл, успев подумать, что официант не врет. У него пистолет «Люггер», полуавтоматический, девятого калибра. Пара выстрелов из такой пушки, и мозговое вещество придется отскребать от ширмы десертной ложечкой. А Девяткин ляжет в гроб без головы.

– Я все понял, – тихо ответил он, продолжая держать руки перед собой. – Только не надо насилия.

– Вы его слушайтесь, – поднял глаза на официанта Лихно. – Вася у нас строгий мужчина. Шуток не понимает. И слово держит. Если что пообещал – выполнит. Кстати сказать, владелец этого кабака не какой-то там жирный япошка, чемпион по сумо. Хозяин заведения – я. Но моего имени, разумеется, нет ни в каких бумагах. Все началось, когда мы с женой зашли сюда поужинать. Ну, посидели немного, попробовали фирменное блюдо. Знаете, мне понравилось, и я решил оставить себе этот ресторанчик. Я не жду от него большой прибыли, это просто прихоть души. У меня в Москве несколько ресторанов. И ужинаю я только в своих заведениях.

– А как же бывший владелец?

– Это вы про того японца? Кстати, он не был толстым, скорее наоборот, тщедушный такой, голос писклявый. Когда кричал от боли – хоть уши затыкай. А еще потомок самураев. Итак, наш японец… Нет, это грустная история. А я не люблю рассказывать вечером грустные истории. Их слишком много было в моей жизни. Хочу забыть их все. Но не умею забывать.

Лихно кивнул человеку, одетому официантом. Тот приказал Девяткину держать руки на уровне плеч, выйти из-за стола и медленно проследовать в служебное помещение. Майор поднял руки и выполнил все, что требовал этот ублюдок. В коридоре подсобки ждал еще один крепкий парень, который обыскал Девяткина с ног до головы, прощупал даже швы брюк. Нашел потертый кошелек, выкидной ножик и биппер.

– Эта хреновина нужна, чтобы ментов предупредить об опасности? – спросил официант.

– Нет, эта такая штучка, которая издает смешные звуки, когда нажимаешь на кнопку, – ответил Девяткин. – Просто хохма.

В эту секунду он попросил бога, чтобы этот верзила из праздного любопытства ткнул пальцем в кнопку. И тогда… Просьбу Девяткина на небесах не услышали. На его запястьях защелкнулись браслеты наручников, а верзила вытащил из биппера батарейку, бросил его на пол и раздавил каблуком. Девяткина спустили вниз по лестнице, провели длинным, уходящим в темноту коридором, затем приказали подняться наверх. Когда все трое оказались в каком-то темном дворе, пленника затолкали на заднее сиденье машины, за рулем которой уже ждал водитель.

С двух сторон Девяткина сжали могучие плечи проводников, машина сорвалась с места. Чья-то тяжелая ручища легла ему на шею, заставив пригнуть голову к коленям.

Через час с небольшим машина остановилась, Девяткина вытолкали из салона. В темноте светились окна особняка с просторной летней верандой и полукруглым балконом на втором этаже. В небе висел молодой месяц. Майор хотел оглядеться по сторонам, но один из охранников толкнул его кулаком между лопаток. Вошли в дом, быстро миновали холл, не сбавляя темпа, прошагали по коридору. Охранник, идущий первым, распахнул двустворчатую дверь, и Девяткин оказался в большой светлой комнате с камином и огромной бронзовой люстрой, висящей над обеденным столом, за которым запросто рассядутся два десятка гостей. Один из парней, что-то шепнув на ухо напарнику, удалился. В том человеке, что остался в комнате, Девяткин узнал официанта из «Лагуны».

– Садись, – сказал официант. – Вот прямо во главе стола и приземляйся. Если дернешься, на меня не обижайся. На этот случай есть только одна инструкция: пуля в башку – и привет родителям.

– А ты что, в кабаке подрабатываешь? И еще здесь крутишься? Как бы на двух работах?

– Не умничай, – огрызнулся официант. – Менты вроде тебя плохо кончают. Даже не представляешь, насколько плохо.

Охранник расстегнул подплечную кобуру и устроился в кресле возле двери. Девяткин коротал время, разглядывая, как в камине догорают, покрываясь слоем пепла, сосновые поленья. Наручники натерли красно-синие полосы на запястьях. Хотелось курить, хотелось пить, хотелось набить морду охраннику.

Он встрепенулся, когда в коридоре послышался цокот женских каблуков. В комнату вошла особа лет сорока, одетая в серый дорожный костюм. Юбку до колен и приталенный пиджак дополняла ярко-голубая блузка. На лацкане пиджака маленькая золотая брошь, похожая на паучка. Женщина махнула охраннику рукой, чтобы не вскакивал со стула. Подошла к огромному деревянному глобусу, стоявшему на передвижной подставке у окна, откинула крышку и стала разглядывать бутылки, хранившиеся внутри. Выбрала немецкое красное вино, наполнила стакан почти до краев, сделала большой глоток.

– А зачем его притащили сюда? И почему этот… – пощелкала она пальцами, подбирая нужные слова. Но на языке, видимо, вертелась только нецензурная брань. – Почему этот субъект сидит в присутствии женщины?

Она посмотрела на Девяткина без малейшего интереса, брезгливо выпятила нижнюю губу, словно увидела перед собой грязного оборванца из тех, кто питается отбросами и ночует на помойке. Охранник пожал плечами. Дама не в настроении, на язык острая и жалуется супругу на любой пустяк. Не хотелось нарываться на неприятности. Поэтому он привстал с кресла и отчеканил: