Влюбленные в книги не спят в одиночестве - Аньес Мартен-Люган

Я потянулась к нему, наши губы искали друг друга, наслаждались друг другом, запоминали друг друга. Я застонала от боли и удовольствия, цеплялась за его волосы, шею, гладила щетину, а его руки мяли мою спину. Мир вокруг нас перестал существовать. Но время не ждало, и я в последний раз прижалась к его груди, зарывшись лицом в шею, а он целовал мои волосы. А потом я ощутила арктический холод: его руки больше не лежали на моем теле, он отступил на несколько шагов назад. Молча прощаясь, мы заглянули друг другу в глаза и обменялись обещаниями – всего и ничего. Я развернулась и пошла к очереди, держа в руках паспорт и посадочный талон. Инстинктивно обернулась: Эдвард не сдвинулся с места, неподвижно стоял, засунув руки в карманы джинсов, с жестким, суровым лицом. Некоторые пассажиры испуганно оглядывались на него. Только мне было известно, что он не представляет никакой опасности. Просто так он восстанавливал свой защитный панцирь, натягивал броню. Очередь продвигалась, в какие-то моменты я теряла его из виду, и всякий раз пугалась, что, обернувшись, больше не увижу – хоть в последний раз, хоть на секунду. Но он не шелохнулся. Нас разделяло уже метров двадцать. Я чувствовала на себе его взгляд, когда подошла моя очередь вынимать все из карманов, снимать ремень и сапоги. Я охотно пропускала вперед торопливых пассажиров. Рамка, через которую я пройду, будет означать конец всему. Но в какой-то момент мне все же пришлось двинуться с места. Я поднялась на цыпочки, снова увидела Эдварда: он уже держал в зубах сигарету, был готов закурить, как только окажется на улице. Он сделал несколько шагов ко мне, провел рукой по лицу. Нервы не выдержали, и я залилась слезами. Он заметил это, направился ко мне, мотая головой, – пытался попросить меня не плакать, держаться.

– Мадам, проходите, пожалуйста.

Эдвард застыл на месте. Расстояние не было для нас помехой: мы понимали, что творится в наших душах.

– Да, конечно, – ответила я секьюрити.

Плача и оглядываясь, я прохожу под рамкой. А потом Эдвард исчезает. Я долго стою в носках у края ленты, где вещи других пассажиров начинают громоздиться на мои, создавая затор. Наконец я решаюсь и, спотыкаясь, направляюсь к выходу на посадку. Пассажиры смотрят на меня как на инопланетянку. Будто это такая редкость – плачущая женщина в аэропорту.

Два часа спустя я застегнула ремень безопасности. Достала телефон и написала Оливье:

Я в самолете. Встречаемся вечером в “Счастливых”.

Мне больше нечего было сказать, и от этого стало грустно. Я отключила мобильник. Еще несколько минут – и самолет покатил по взлетной полосе.

В Руасси я решила взять такси, у меня не было сил трястись в общественном транспорте. В машине я получила эсэмэску от Джудит:

Отец и сын снова вместе.

На мгновение мне стало легче.

Я расплатилась и сразу поднялась к себе, даже не заглянув в “Счастливых” и не поздоровавшись с Феликсом. Когда я увидела, что в студии громоздятся наполовину уложенные коробки, мне стало стыдно перед Оливье за свое лицемерие. Я подала ему надежду на любовь и совместную жизнь, в которые сама не верила. Я втолкнула в комнату чемодан и захлопнула дверь.

Через служебный вход я вошла в кафе, увидела нескольких клиентов – и, не поздоровавшись с ними, скрылась за стойкой.

– Привет, Феликс, – кивнула я.

Взяла бухгалтерскую книгу и проверила данные за прошлые дни. Особого интереса я не испытывала, но нужно было чем-то себя занять…

– Здравствуй, Феликс, как у тебя дела? Не слишком замучился, справляясь все эти дни в одиночестве? У тебя, что ли, язык отсохнет, если ты будешь со мной полюбезнее? – возмутился он.

Я бросила на него самый мрачный взгляд. Он изумленно раскрыл глаза:

– Что за хрень ты натворила?

– Ничего я не натворила! Отцепись от меня!

– Ты так просто не выкрутишься!

– Закругляйся и вали, ты наверняка устал, – огрызнулась я.

– Нет, она явно свихнулась!

– Пожалуйста, Феликс, – прошипела я. – Мне нельзя сейчас сорваться.

Я вцепилась в стойку, сжала зубы и попыталась успокоить дыхание.

– Ладно-ладно, ухожу… держись…

– Завтра, Феликс… завтра я все тебе расскажу, клянусь…

– Не парься! Я тебя знаю! Все пройдет так же быстро, как нахлынуло!

Только после закрытия появился удрученный Оливье. Он толкнул дверь, я осталась за стойкой, словно за защитным барьером. Он сел на табурет, оперся о стойку и стал пристально изучать меня. У меня не было сил заговорить. Он огляделся вокруг – направо, налево, вверх, вниз, – словно старался запомнить все детали интерьера. Должна бы сообразить, что он с его проницательностью сразу все поймет.

– Оливье… я больше не могу притворяться…

– Я сам во всем виноват… хотел верить, надеялся, что окажусь сильнее… С того самого момента, как я увидел тебя с ним на выставке… Я отказывался взглянуть в лицо действительности. Но я всегда чувствовал, что на самом деле ты любишь его…

– Прости меня…

– Не хочу знать, что между вами произошло и когда это началось. Но меня приводит в отчаяние мысль, что он не делает тебя счастливой…

– Несчастной меня делает сама ситуация, а он тут ни при чем.

– Его сын?

– Расстояние.

Он опустил голову.

– Если бы у меня был ребенок, ты бы на меня и не посмотрела…

Он был прав.

– Я сейчас уйду… Все эти разговоры ни к чему. Завтра позвоню в агентство недвижимости и аннулирую контракт.

– Я сама это сделаю…

– Нет.

Он встал, подошел к двери, открыл ее и только потом обернулся ко мне. Он сделал мне столько хорошего, заботился обо мне, был терпелив, а я его оттолкнула…

– Будь осторожна, – сказал он.

– Ты тоже, – прошептала я.

Он закрыл дверь, а я навалилась грудью на стойку. Я опять осталась одна, зато повела себя честно и с Оливье, и с самой собой. Давно пора. Я обошла “Счастливых”, выключила свет и, еле волоча ноги, поднялась к себе. Проигнорировала и чемодан, и коробки, в полной темноте растянулась на кровати и уперлась взглядом в потолок. Снова пережила в мыслях последние три дня, ночь с Эдвардом, расставание с Декланом… Мне было очень плохо. Мне так их недоставало, я даже не представляла, что будет так тяжело. Я была опустошена. Моя студия, ставшая для меня после первого возвращения из Ирландии непроницаемым прозрачным шаром, внутри которого можно укрыться от всех и чувствовать себя в безопасности, больше не давала успокоения. Теперь мне казалось, будто я временно остановилась в отеле в ожидании прыжка в неизведанное. Мне стало страшно: я лишилась надежного дома, и все мои ориентиры разлетелись вдребезги.