Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - Генрих Харрер

После многочисленных благодарностей и глубоких поклонов мы вышли из залы слегка растерянные. В качестве выражения особой дружбы Лобсан Самтэн от имени своих родителей, пока мы кланялись, снова накрыл нам головы белыми хадаками.

Потом он лично проводил нас в сад и показал все тамошние сооружения и конюшни. В них стояли великолепные скакуны из Силина и Или, предмет особой гордости его отца. В ходе разговора юноша попросил меня поучить его западным наукам. Он будто прочел мои тайные мысли: я уже давно размышлял о том, что можно зарабатывать себе на жизнь, давая уроки детям из благородных семей.

Нагруженные подарками, мы в сопровождении слуг вернулись обратно в дом Танме. Настроение у нас было прекрасное: мы надеялись, что теперь-то все пойдет как нельзя лучше.

Дома нас ждали с нетерпением и стали расспрашивать обо всем в мельчайших подробностях. Нашим следующим посетителям хозяева обязательно сообщали о той чести, которой мы удостоились. И к нам стали относиться с еще большим уважением.

Подаренные продукты мы передали хозяйке дома в качестве небольшой компенсации за заботу, которой она нас окружила, и издержек от нескончаемого потока посетителей. Она стала энергично отнекиваться и уверять, что еще никогда этот дом не видел столь высокопоставленных гостей.

А когда на следующий день пришли сами братья Далай-ламы, она так застеснялась, что спряталась в своей комнате и показалась только тогда, когда все домочадцы вышли приветствовать высоких гостей, а молодой лама стал возлагать руки, благословляя каждого. Двадцатипятилетний Римпоче приехал из своего монастыря специально, чтобы встретиться с нами! Это было первое воплощение Будды, с которым мы познакомились. Мы привыкли всех тибетских монахов именовать ламами, но на самом деле это титул применяется лишь к тем, кто считается инкарнацией Будды, и к тем монахам, кто ведет особенно аскетический образ жизни или считается чудотворцем. Все ламы имеют право давать благословение, и их почитают как святых.

Через десять дней после прибытия в Лхасу мы получили разрешение Министерства иностранных дел на свободное передвижение. Одновременно нам доставили прекрасные каракулевые шубы длиной до пола, сшитые по мерке. На каждую из них пошло по шестьдесят шкурок ягнят. Мы были очень довольны всем этим. Единственное, что мне досаждало, – разыгравшийся ишиас.

В тот же день мы отправились в город, не особенно привлекая внимание в своих тибетских нарядах. Нам не терпелось увидеть все. Центр города казался сплошными торговыми рядами. Торговцев было море, у одних – лавки, другие торговали прямо на улице. Витрин в нашем понимании тут нет, каждый проем в стене, пусть даже самый маленький, – вход в очередную лавку. Мы видели множество настоящих мелочных лавок, где можно найти все: от иголки для шитья до галош, а рядом с ними – роскошные магазины тканей, отдельные заведения, где продают продукты – помимо местной снеди, в них можно было приобрести американскую солонину, австралийское масло и английский виски. Тут можно купить или, по крайней мере, заказать все, что угодно. Косметика от Элизабет Арден, кремы «Пондс», губные помады, румяна – все это здесь есть в большом ассортименте и пользуется повышенным спросом. Американские товары, попавшие сюда во время последней войны, соседствуют с ячьими ножками и чанами с маслом. Можно заказать себе швейную машинку, радиоприемник или граммофон и купить последнюю пластинку Бинга Кросби,[39] чтобы удивить гостей на вечеринке. Со всех сторон торгуется, смеется, кричит пестрая толпа. Торговаться тут очень любят и по возможности растягивают это удовольствие. Кочевник выменивает шерстяной ячий хвост на нюхательный табак, а рядом знатная дама в окружении сонма служанок часами выбирает шелка и парчу. Жена кочевника не менее придирчиво выбирает индийский хлопок на новые молитвенные флаги.

Простой народ носит в основном одежду из намбу, очень прочной чистошерстяной ткани, которую ткут в домашних условиях полотнищами всего в двадцать сантиметров шириной. Перед лавками разложены толстые рулоны белой и си-не-фиолетовой намбу – для окраски тканей в основном используют индиго с ревенем. В белую намбу одеваются только погонщики ослов, потому что одежда из некрашеной ткани считается признаком крайней бедности. Метрическая система тут не известна и материи продают локтями, как когда-то делалось и в Европе. Впоследствии мои длинные руки обеспечили мне немало выгодных покупок.

Потом мы наткнулись на огромный магазин европейских фетровых шляп. В Лхасе это последний писк моды. Элегантная фетровая шляпа забавно сочетается с тибетским костюмом, но тибетцы очень ценят такие широкополые головные уборы, способные уберечь от солнца, потому что здесь стараются всеми способами защитить лицо от загара. Впрочем, на мой взгляд, традиционные тибетские шляпы с богатой отделкой выглядят на улицах куда живописнее. Правительство пытается противодействовать натиску иноземной моды с помощью различных предписаний, направленных не на ограничение личной свободы, а на сохранение традиционного замечательно красивого тибетского наряда. Так, женщины здесь редко надевают шляпы, а носят прекрасные национальные треугольные головные уборы. Предписания относительно костюма действуют для чиновников и их слуг, но для фантазии в любом случае остается достаточно простора: с помощью различных комбинаций цветов и материалов каждый может внести в традиционную одежду особую нотку.

Помимо фетровых шляп, среди тибетцев очень популярны зонты. Их тут можно увидеть разных размеров, цветов и качества. Используют их в основном для защиты от солнца. Особенно любимы они среди монахов, которым полагается брить головы и ходить практически всегда, за исключением торжественных церемоний, с непокрытой головой.

Ошеломленные обилием ярких впечатлений и шумом города, от которого мы за последние годы совершенно отвыкли, мы направились домой. Там нас ждал секретарь представительства Великобритании. Он был дружен с Танме и явился отнюдь не с официальным визитом. Секретарь признался, что много слышал о нас, и очень хотел подробно узнать о совершенном нами путешествии и пережитых приключениях. Сам он работал когда-то торговым представителем своей страны в Гартоке и довольно хорошо знал места, через которые мы прошли. Нас порадовало такое знакомство. Нам ведь так хотелось послать весточку на родину! А то нас наверняка давно считали без вести пропавшими. Только у британского представительства была прямая связь с остальным миром: Тибет ведь не входит во Всемирный почтовый союз и поэтому почтовое сообщение с другими странами несколько затруднено.

Гость посоветовал нам лично обратиться с просьбой в представительство, и на следующий день мы отправились в это учреждение. Месторасположение его мы выяснили, когда входили в Лхасу: оно было чуть за пределами города, в сквере.

Слуги в красных ливреях сперва провели нас в сад, где совершал утреннюю прогулку радист Реджинальд Фокс. Он уже много лет жил в Лхасе и был женат на тибетской красавице, которая родила ему четверых обворожительных детей со светлыми волосами и темными миндалевидными глазами. Двое старших учились в интернате в Индии.