Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - Генрих Харрер

Гости шли и шли. Нас навестили высокопоставленные монахи, очень вежливо побеседовали с нами и преподнесли нам подарки. Некоторые из этих людей впоследствии стали моими хорошими друзьями. Приходил представитель китайской дипломатической миссии, а еще – сотрудник представительства Великобритании, родом из Сиккима.

Особой честью для нас стал визит главнокомандующего тибетской армией Кюнсанце.[34] Он пожелал обязательно встретиться с нами до того, как отправится с дружественными визитами в Китай и Индию. Генерал был младшим братом министра иностранных дел и отличался исключительным умом и эрудицией. У нас камень с души свалился, когда и он заверил, что наше прошение о разрешении на пребывание, несомненно, будет удовлетворено.

Потихоньку мы начали чувствовать себя как дома. С Танме и его супругой мы сердечно подружились. О нас очень заботились, хорошо кормили и радовались нашему отличному аппетиту. Но, видимо, в качестве реакции на недавнее перенапряжение к нам с Ауфшнайтером стали цепляться всевозможные хвори. У Ауфшнайтера вдруг случился приступ лихорадки, а меня сильнее, чем когда-либо, стал мучить ишиас.

Танме тотчас послал в китайскую дипломатическую миссию за врачом. Доктор, получивший образование в Берлине и Бордо, обследовал нас европейскими методами и сразу же выдал кое-какие лекарства. Конечно, разговор у нас зашел о политике, и он высказал уверенность, что в ближайшие двадцать лет самыми могущественными державами мира станут Америка, Россия и Китай.

Наверное, нет другой страны в мире, где пару несчастных беглецов приняли бы так тепло, как в Тибете. Власти прислали нам посылку с одеждой! Перед нами еще извинялись, что на это понадобилось больше времени, чем изначально предполагалось, потому что мы оказались крупнее среднего тибетца и из готового платья ничего подходящего для нас не нашлось, так что одежду и обувь нам сшили по мерке. Мы радовались как дети. Наконец-то мы избавились от своих страшных, завшивленных лохмотьев! Мы тут же примерили обновки. Это, конечно, не были костюмы от европейского портного, но вполне приличная, чистая одежда, в которой не стыдно было показаться на люди.

Свободное от общения с гостями время мы посвящали работе над своими набросками и дневниками. Скоро мы подружились и с детьми Танме. По утрам они уходили из дома еще до того, как мы вставали, – они посещали частные школы, где проводили целый день под присмотром учителей, это было вроде наших школ полного дня. По вечерам дети с удовольствием показывали нам свои задания и учебные материалы. Меня все это очень интересовало, потому что я сам старался овладеть тибетским письмом. Ауфшнайтер начал заниматься этим раньше и кое-чему научил меня во время наших странствий. Но быстро писать по-тибетски я смог только через несколько лет. Самое сложное тут выучить не отдельные буквы, а то, как их нужно размещать внутри слога. Многие знаки заимствованы из древней индийской письменности,[35] поэтому тибетское письмо больше напоминает алфавит хинди, чем китайские иероглифы. Пишут в Тибете на очень красивой, тонкой и прочной, похожей на пергамент бумаге китайскими чернилами. В самой Лхасе производят бумагу только из макулатуры, невысокого качества, но в Тибете есть и знаменитые бумажные фабрики, особенно в тех местностях, где растут можжевеловые деревья. Кроме того, ежегодно в страну на яках привозят тысячи тюков с бумагой из Непала и Бутана, где ее производят таким же способом. Позже мне не раз доводилось наблюдать за процессом изготовления бумаги на берегах реки Кьичу. Жидкую бумажную массу наносят на льняные полотна, закрепленные на деревянных рамах. Сухой воздух высокогорного плато высушивает эту массу за несколько часов, она затвердевает, и готовую бумагу снимают с тканевой основы. Конечно, поверхность листов получается не совсем гладкой, и часто даже взрослым писать на них не очень просто. Поэтому дети учатся писать на деревянных дощечках. Для упражнений в письме используют разведенные чернила и бамбуковые палочки, а написанное стирают с дощечки влажной тряпочкой. Детям Танме приходилось не легче, чем нашим первоклассникам: часто они по двадцать раз стирали написанное, прежде чем у них получалось выполнить задание.

Скоро мы стали настоящими членами семьи. Жене Танме нравилось разговаривать с нами о своих больших и маленьких заботах. Мы болтали с ней обо всем, и она очень радовалась, когда мы делали ей комплименты по поводу ее красоты и замечательного вкуса. Как и все женщины, она любила наряды и украшения и очень гордилась своими драгоценностями.

Однажды – это был знак большого доверия – она привела нас к себе в комнату и стала показывать свои сокровища. У нее был большой сундук, полный шкатулочек и завернутых в шелковые салфетки украшений. Какие там были драгоценности! Мы ничего подобного никогда не видели. Тут была и роскошная коралловая диадема со вставками из бирюзы и жемчуга, кольца, бриллиантовые серьги и маленькие тибетские амулетницы гау, которые вешают на шею на нитках из кораллов. Амулетницы бывают очень разные – от совсем дешевых до очень изящных и дорогих. Многие женщины постоянно носят такие подвески, потому что внутри них спрятан талисман, который, как они верят, защищает от несчастий.

Нашей хозяйке понравилось, что удалось удивить нас драгоценностями. Она рассказала, что мужья обязаны покупать женам украшения в соответствии со своим статусом. И если, например, ее муж получит следующий аристократический ранг, то должен будет немедленно обеспечить ее соответствующими драгоценностями. Какой замечательный обычай! Наверное, многие женщины в Европе позавидовали бы такому устройству. Хотя тут есть и оборотная сторона: даже если семья очень богата, деньги сами по себе не дают права носить дорогие украшения. Конечно, многие тибетские мужчины недовольны запросами своих жен, ведь, как и на Западе, каждая из них стремится перещеголять других женщин. Диадемы, амулетницы и серьги – все это есть у каждой тибетской дамы. Но все дело в том, из чего и как эти украшения выполнены. Позже нам доводилось видеть ювелирные изделия стоимостью не меньше 75 тысяч марок. А рангу Танме соответствовали украшения стоимостью около 25 тысяч марок. Янчен-ла говорила нам, что она никогда не выходила на улицу без сопровождения слуги, потому что, бывает, на знатных дам нападают грабители и срывают украшения.

Так прошла неделя. Мы строго соблюдали запрет покидать дом и пока еще не видели города. Каково же было наше удивление, когда в один прекрасный день слуги принесли нам приглашение посетить родителей Далай-ламы! Мы должны были сразу же отправиться туда. Но, памятуя о своем обещании не выходить из дома до получения разрешения, мы решили на всякий случай спросить совета у наших хозяев. Танме ужаснулся нашим сомнениям. Ведь ничто не может быть значительнее такого приглашения, разве что приглашение явиться к самому Далай-ламе или регенту. Никто не будет нас останавливать и не привлечет потом к ответственности. Наоборот, промедление в такой ситуации – серьезный проступок.