Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером - Дуглас Рид

Более того, Ганс Мюллер страшно устал и у него ужасно болела голова, а потому он сразу ушел спать. Спальня Мюллера и Эдит находилась на втором этаже. Комната Формиса располагалась через две двери от нее.

Формис с Эдит остались в Gastzimmer, гостиной. Они просидели там полтора часа после того, как Мюллер пошел спать. На этот раз Эдит отвела душу по полной, рассказав о своей безнадежной любви и грубости своего любовника.

Она еще не знала, что скоро умрет, а потому эта шлюха сыграла свою роль просто великолепно. Неумелое похлопывание по руке; случайное прикосновение; томный взгляд… В половине десятого вечера, когда хозяин отеля со своим семейством направился в дальнее крыло здания по своим спальням, Формис и Эдит сидели и беседовали, словно закадычные друзья.

Тем не менее, я думаю, что Формис мог все-таки что-то заподозрить; интуиция могла ему подсказать, что весь этот спектакль – не более чем фальшивка; но, вероятно, он принадлежал к тому типу мужчин, которые никогда в жизни не поднимут руку на женщину. Как бы то ни было, но в 10 вечера они собрались идти спать. Они встали, поднялись по лестнице и пошли по коридору. Эдит с любовником снимали комнату под номером три, а Формис – под номером семь, двумя дверями дальше, как уже говорилось.

О том, что в действительности произошло потом, знают только Ганс Мюллер и Герхард Шуберт. Они находились в комнате номер три.

Я изучил и план здания, и все те подробности, которые сегодня известны наверняка и думаю, что Эдит, держа Формиса под руку, отворила дверь своей комнаты, словно желая на пороге пожелать ему спокойной ночи, а затем попыталась втолкнуть его внутрь.

Тут Формис прозрел и отпрянул в коридор. Эдит буквально ногтями вцепилась в него и попыталась даже втащить его – глубокие следы ногтей этой кошки были обнаружены у него на запястье.

А потом… то ли ему удалось вытащить пистолет и выстрелить в нее, то ли она поймала одну из пуль, предназначенных ему… Об этом мы никогда не узнаем, если нам не расскажут Ганс Мюллер или Герхард Шуберт. А они явно не горят желанием говорить.

Как бы то ни было, но примерно в десять вечера тот самый улыбчивый официант, спавший в этот момент в цокольном этаже, был разбужен звуками пистолетных выстрелов. Он бросился наверх, но по пути столкнулся с неизвестным ему человеком. В каждой руке тот держал по револьверу. Официант упал и скатился по лестнице. Однако он успел заметить, как Ганс Мюллер тащит по коридору тело Формиса в комнату номер семь, и услышал, как кричит от страшной боли Эдит. Неизвестный мужчина (это был Шуберт) погнал официанта и появившуюся тут же горничную в ночной рубашке и папильотках вниз, в цокольный этаж, где запер их в одной из комнат. Сидя там, они слышали какие-то удары и шум, но были настолько напуганы, что даже боялись пошевелиться. Хозяин гостиницы и члены его семьи, находившиеся в дальнем крыле, не слышали и не видели того, что творилось в этот миг.

Чуть позже, когда по цокольному этажу поползли клубы черного дыма, пленники, понимая, что они скоро просто задохнутся, выломали окно, выбрались наружу и разбудили хозяина. Вдвоем они бросились сквозь весь этот кошмар к месту трагедии. В комнате номер семь они увидели на полу тело Формиса. Оно было облито бензином. Рядом стояли две пиротехнические шашки. Однако они никак не могли разгореться из-за того, что вся комната была наполнена дымом. Шашки чадили, извергали клубы дыма, но пламени не давали. Неподалеку валялся разбитый на куски микрофон, но вот сам передатчик, спрятанный на чердаке, убийцы так и не нашли.

Для уединенной и холодной долины это была весьма непривычная история. Отель, из окон которого рвутся наружу клубы дыма. Официант, бегущий по ночной дороге в ближайшую деревню. Сонный и обалдевший деревенский полицейский, спешащий той же ночной дорогой в одинокий отель. Телефонные звонки с деревенской почты в Прагу. Бесконечное ожидание, пока найдут кого-то из полицейских в ближайшем городе и на границе. А тем временем «Мерседес» рвал фарами темноту ночи и без всяких задержек пересек государственную границу Чехословакии. Кстати, после этого чешские пограничники стали всегда держать шлагбаумы опущенными – но только после этого…

На следующий день была найдена веревочная лестница, свисавшая из окна комнаты Эдит. Именно с ее помощью неизвестный стрелок, Герхард Шуберт, забрался внутрь отеля. В голове убитого Формиса была найдена пуля, в груди – еще две. Было установлено, что тело облили бензином, но поджечь не сумели. На веревочной лестнице были обнаружены следы крови. Двое мужчин спускали по ней раненую Эдит. В реке, протекавшей перед этой небольшой гостиницей, они промыли ей рану – там нашли окровавленный платок.

По странному стечению обстоятельств бешено мчавшийся «Мерседес» был остановлен в городке Лобошиц около часа ночи за превышение скорости. Документы у водителя были в порядке, и машину отпустили. Полицейский по фамилии Беем говорит, что в салоне было только два человека, двое мужчин, сидевших спереди. На заднем сиденье была навалена «куча пледов и пальто». Под ними была Эдит.

Впоследствии расследование показало, что «Мерседес» пересек границу Германии между 4 и 5 часами утра. В саксонском городке Кенигсштайн мужчины отвезли Эдит в больницу. Доктора осмотрели ее и заявили, что женщину нужно срочно везти на операцию в Дрезден. По дороге туда она скончалась. (Все эти факты были установлены по тайным каналам Отто Штрассера.)

Я прошу прощения у всех настоящих проституток за то, что назвал эту женщину шлюхой. Я знаю много разных слов, но для этого создания у меня слов нет – для Эдит Керсбах, молодой, красивой, спортивной, с роскошными волосами.

Мюллер и Шуберт получили вознаграждение в размере 10 000 марок, которые гестапо назначило за голову Формиса (об этом Штрассеру сообщили его люди из Германии), попав, таким образом, на первые места списка персонажей, с кем обязательно будут сведены счеты после падения режима Гитлера.

Будет небезынтересно рассмотреть те методы, которые использовала в данной ситуации немецкая пропаганда и гестаповская машина. Точно так же, как вторжения и аннексии Гитлера всегда предварялись обширной кампанией в СМИ с жалобами на провокации, которые якобы осуществляла страна, на которую предстояло напасть (неважно, как она называлась – Австрия, Чехословакия или Польша), так и перед убийством одного человека на территории другой страны в немецких газетах сначала появлялись жалобные статьи о нетерпимости провокаций.

Страсть немца к предваряющему события самооправданию вне зависимости от того, кто будет жертвой – государство или один человек – неискоренима. Странно, что Отто Штрассер и Рудольф Формис, сами бывшие немцами и знавшие людей, которых надлежало бояться, и методику их действий, не услышали предостережения. Я говорю о тех бешеных нападках на самого Штрассера и его «невыносимый тайный передатчик», которые появились в газете Völkisher Beobachter 12 января 1935 года, ровно за день до того, как ищейки-убийцы пересекли государственную границу в поисках Формиса!

И когда впоследствии чешские власти сообщили всю информацию о номере этого автомобиля, о том, кто там находился, и даже привели данные о персональных документах, германское правительство вежливо заявило, что оно никогда не слышало об этой машине, об этих людях, их паспортах да и вообще, обо всей этой троице. Когда же правительство Чехословакии повторило протест, оно получило ответ, что все поиски оказались безрезультатны. Не удалось найти ни следов этой машины, ни какой-либо информации о пассажирах, которые, как заявляли чехи, ехали в ней.