О, возлюбленная моя! Письма жене - Вольф Мессинг

Да, кстати, я спросил у заведующего отделением, почему в палатах нет репродукторов. Разве плохо, если пациенты послушают новости или концерт. Оказалось, что плохо — все, что может волновать пациентов, запрещено. Представляю, как тебе скучно. Буду писать тебе каждый день, пока твой организм не окрепнет настолько, чтобы вынести свидание с мужем. (Ох, как двусмысленно прозвучала эта фраза!) Ты сейчас улыбнулась и думаешь: «Вот, нашел время шутить!» А что? Сейчас самое время шутить. Доктора говорят, что смех — это тоже лекарство, очень сильное.

Ирочка передает тебе приветы. От беспокойства за тебя она не может спокойно сидеть на месте, постоянно находит себе какое-нибудь дело. Вчера вечером прихожу домой и вижу, что мой шкаф пуст. Точнее, почти пуст — висит только один костюм и две рубашки. Половина обуви тоже исчезла. Ирочки нет, куда-то ушла. Представь себе мое состояние. Я не знал, что и думать. Обошел квартиру, чтобы проверить, украли ли еще что-нибудь, и убедился, что, слава Богу, все остальное на месте. Вор покусился только на мои вещи. Что я мог подумать? Что у меня завелись такие рьяные поклонники, которые решили заполучить на память мою одежду? Или что какой-то лихой вор решил прославиться на весь воровской мир тем, что обокрал самого Мессинга? Сразу вспомнил, как меня обокрали в Ташкенте[160]. Я попытался сосредоточиться, чтобы включился мой дар, но не смог, потому что сильно разволновался. Пока я ломал голову, вернулась Ирочка. Оказывается, она углядела пятнышко на рукаве моего синего пиджака и решила привести в порядок всю мою одежду. Костюмы отдала в чистку, рубашки — Маше, для особо тщательной стирки. Заодно и обувь отнесла к сапожнику, чтобы поставить новые набойки. Записочку, конечно же, написать и не подумала. А ведь я уже собирался вызывать милицию. Можешь представить, что бы из этого получилось — комедия. А назавтра поползли бы слухи о том, что у меня украли полмиллиона или даже целый миллион.

Да, отвлекся на Ирочку и забыл закончить про радио. Заведующий разрешил передать тебе, любимая моя, «Спутник»[161]. С условием, чтобы ты слушала его тихо. Завтра принесу. Надеюсь, что радио тебя хоть немного развлечет. А лучше всего, когда скучно, придумывать новые опыты. У тебя это получается не хуже, чем у меня, моя драгоценная Аидочка! Давай используем вынужденный перерыв в работе для того, чтобы подготовить новую программу. Пусть это будет не несколько новых опытов, а принципиально новая программа. Как-никак у меня недавно был юбилей — двадцать лет выступлений в Советском Союзе. И если я тогда не сообразил, что хорошо было бы его отметить, то это не означает, будто его нельзя отметить сейчас. В конце концов, в тридцать девятом я только пробовал выступать, делал первые шаги, быстрым темпом учил русский язык. По-настоящему я начал выступать в сороковом. Так что юбилей можно отметить в этом году. В этом году — двадцать лет выступлений, через четыре года — двадцать лет нашего счастья, любимая моя, потом будем отмечать двадцать пять лет того и другого, тридцать… Если Богу будет угодно, отметим и больше. Видишь, сколько прекрасных праздников ждет нас впереди, драгоценная моя? Думай об этом. И о новой программе. Ты же знаешь, как я люблю слышать от тебя: «Знаешь, я тут подумала и вот что придумала…» Как гениально ты придумала усложнить опыт со словарем! Да разве только это! Придумай еще что-нибудь, драгоценная моя, прошу тебя. Начни придумывать — и ты увидишь, как быстро пролетит время!

Целую тебя тысячу раз, драгоценная моя. Если бы мог, забрал бы у тебя все твои болячки, чтобы ты вечно была юной и здоровой! Люблю тебя, люблю, люблю, люблю! Люблю так, как наш праотец Иаков[162] любил нашу праматерь Лею[163]. До завтра, любимая моя, до завтра. Завтра приду и напишу тебе новое письмо. Дома писать удобнее, но я предпочитаю делать это здесь, в больнице, ближе к тебе. Тогда возникает такое ощущение, будто бы я разговариваю с тобой. Опять же здесь всегда есть надежда узнать что-то новое, пообщаться с очередным консультантом. А что почерк небрежный — не страшно. Ты поймешь, а другим и не надо.

До завтра, дорогая моя!

Твой В.

Без даты

Любимая моя, здравствуй!

Я передал тебе приемник и то, что собрала Ирочка, а сам сел писать письмо. Заведующий отделением уже сам подходит ко мне, когда видит меня, и докладывает о твоем состоянии. Сказал сегодня, что ему нравятся твои анализы, и восхищался твоей стойкостью и твоим мужеством. Я хотел было рассказать ему, как в сорок втором ты отбила в поезде у воров свой чемодан, но не стал. Расскажи сама, если хочешь. Короче говоря, дела твои идут хорошо, хоть и немного изменений каждый день, но зато все они — в лучшую сторону. И пусть так будет всегда, любимая моя. Дай Бог!

Никаких новостей со вчерашнего дня не произошло. Вечером я пришел домой, поужинал и вскоре лег спать. Ты же знаешь, как меня утомляет больничная атмосфера. Люди, которых я во время своих выступлений излечиваю от головной боли, напрасно благодарят меня, ведь я лечу не только их боль, но и свою. Чужая боль быстро становится моей. В больницах много боли, много мыслей о болезнях. Ах, если бы я мог внушить всем что-то хорошее… Всем я помочь не в силах, но кое-кому помогаю. Вот сейчас около меня сидит женщина, мужа которой сегодня оперируют. Я снял ее тревогу и внушил мысль о благополучном исходе операции (так оно и будет). Теперь она не плачет, а улыбается.

Новостей у меня нет, драгоценная моя, но это не значит, что мне нечего написать тебе. Давай предадимся воспоминаниям. Давай вспомним нашу свадьбу. Весело было, правда? Ты вся так и светилась от счастья. Помнишь, как Фима поставил на пол стакан и требовал от меня наступить на него?[164] А как мы танцевали? О, как мы танцевали! Я всегда считал себя никудышным танцором, но с тобой мне было так хорошо танцевать! Я только сейчас осознал в полной мере, любимая моя, каким невероятно счастливым сделала меня ты. Когда ты рядом со мной, я просто наслаждаюсь своим счастьем, а когда тебя рядом нет, я осознаю его меру.