Холод южных морей - Юрий Шестера

* * *

Беллинсгаузен сразу же, как только стали на якорь, решил поехать с лейтенантом Демидовым на берег с визитом к губернатору генерал-майору Маквария.

— Надо бы, Фаддей, решить с губернатором один важный вопрос, — обратился к нему Андрей Петрович. — Дело в том, что до сих пор никто, кроме французского астронома де-Лакаля на мысе Доброй Надежды не проводил ночных наблюдений прохождения через меридиан звезд южного полушария. И наш астроном Симонов смог бы внести тем самым очень ценный вклад в мировую науку. Поэтому прошу тебя испросить разрешения у губернатора оборудовать нам временную обсерваторию вон на том мысе к северу от нашей якорной стоянки. Это очень важно, Фаддей, — еще раз повторил он.

— Спасибо, Андрюша, за ценную идею. Ведь нам кроме обсерватории можно будет организовать там же что-то вроде береговой базы. Иван Иванович докладывал, что у нас от небольших ударов о льдины отогнуты углы у нескольких медных листов обшивки днища шлюпа и вырвано довольно много медных гвоздей ниже ватерлинии. А чтобы исправить поврежденные листы и заменить гвозди новыми, нужно максимально облегчить судно, свезя все, что можно, на берег. Да неплохо было бы оборудовать там же и баньку. Как думаешь, Андрюша? — улыбнулся Фаддей Фаддеевич.

— Это было бы просто здорово! — мечтательно ответил тот.

Из поездки к губернатору Беллинсгаузен вернулся очень довольным. Тот любезно разрешил устроить обсерваторию на северной стороне залива напротив якорной стоянки «Востока», как и просил Андрей Петрович, и дал указание местному Адмиралтейству исполнять все требования капитана по ремонту судна. Но так как на шлюпе не было никаких серьезных повреждений, которые не могли бы быть устранены силами своей команды, то Беллинсгаузен, поблагодарив губернатора за заботу, испросил только разрешения рубить нужный для ремонта лес на северной стороне Порт-Жаксонского залива.

* * *

На другой же день на мыс перевезли палатки и астрономом Симоновым выбрано место для установки пассажного инструмента[24]. В Рио-де-Жанейро он по неопытности был плохо установлен и так и остался без употребления. Теперь же в качестве тумбы избрали небольшую чугунную печку без трубы, установили на камне, наполнили песком, а отверстие, в которую вставляют трубу, залили свинцом толщиной в два с половиной дюйма. В помощники себе астроном выбрал двух подштурманов и артиллерийского унтер-офицера, которым поручил снимать показания времени по хронометрам.

— На этот раз не подведу, Андрей Петрович, не волнуйтесь, — заверил сияющий Симонов. — И большое спасибо за заботу — место для обсерватории просто замечательное!

— Желаю успехов, Иван Михайлович! — дружески напутствовал астронома Андрей Петрович.

Для охраны и заготовки веников для шлюпа были отряжены два матроса, у которых были обнаружены признаки цинготной болезни еще за несколько дней до прибытия в Порт-Жаксон. Один был из татар уже в возрасте, а другой русский, молодой, превосходный марсовый матрос, но, к сожалению, слабых сил. Штаб-лекарь Берх поил их отваром из сосновых шишек. Считая это недостаточным, Беллинсгаузен приказал натирать их ноги с синими пятнами лимонным соком и давать по полрюмки того же сока, как советовал ему перед отплытием из Кронштадта вице-адмирал Грейг.

— Ты же знаешь, Андрюша, что я употреблял все возможные средства против этой злой заразы, но длительное 130-дневное плавание в холодном, сыром и бурном климате превозмогают все мои усилия, — сетовал Фаддей Фаддеевич. — Но я почитаю себя счастливым, что на пути нашем не лишился ни одного человека.

От мокроты и холода свиньи и бараны тоже заразились цинготной болезнью, а несколько из них издохло во время плавания. У оставшихся посинели и распухли ноги и десны, так что бараны по прибытии в Порт-Жаксон не могли хорошо есть свежую траву от боли и слабости в распухших деснах.

Поблизости от палатки, где проводили астрономические наблюдения, поставили еще две палатки: одну для караульных, которые в ночное время с заряженными ружьями охраняли базу от возможного нападения туземцев или попыток ссыльных что-либо украсть, а другую для бани. Сюда же свезли кузнеца с походной кузницей и скотину, которую привязывали веревками к кольям, чтобы бараны и свиньи не разбежались по округе.

В палатке, установленной для бани, из чугунных плит балласта соорудили печь с дымоходом. Когда топили баню, открывали палатку и большим количеством дров печь накаливали, воду же грели как в печи, так и в другом месте калеными ядрами. Затем закрывали палатку и из брандспойтов непрерывно обливали ее водой, чтобы пар, образующийся от обрызгивания раскаленных плит балласта, не выходил сквозь парусину.

Все моряки с наслаждением парились в ней после длительного пребывания в сырости и холоде высоких южных широт. И хотя по приказу Беллинсгаузена, как огня, боявшегося цинготной болезни среди матросов, они раз в две недели грели воду и мылись в палубах, но разве могло это сравниться с этой, с такой любовью оборудованной баней?! Ответ однозначен и не требует каких-либо комментариев.

Кстати, многие офицеры и матросы предпочитали эту баню настоящим, приводя в доказательство то обстоятельство, что в парусной бане воздух легче, чем в деревянной или каменной.

* * *

— Хорошо-то как, Андрюша, — блаженствовал Фаддей Фаддеевич, уютно устроившись в кресле и расслабленно вытянув ноги, — после баньки посидеть в хорошей компании. Вообще-то надо было бы пригласить и Ивана Ивановича, но, к сожалению, у него в отличие от нас много дел с разгрузкой шлюпа для его облегчения.

— Согласен, Фаддей. Никогда не забуду, как он в бурю на баке, то и дело заливаемом беснующимися волнами, руководил укреплением бушприта, спасая наш шлюп от гибели, — задумчиво сказал Андрей Петрович, разливая мадеру по фужерам.

Тот согласно кивнул.

— Но дело не только в этом. Когда я покидал мостик для кратковременного отдыха, а вернее, вместе с тобой, моим верным спутником, то был всегда уверен, что Иван Иванович достойно заменит меня в любой непредвиденной ситуации. А самое главное, без его помощи я не смог бы один выдержать все тяжести столь трудного похода и вынужден был бы подавать сигналы Лазареву идти форзейлем, чего благодаря Ивану Ивановичу так ни разу и не сделал. Ведь «Мирный» не смог бы нести много парусов, и мы бы медленнее продвигались вперед. Когда же он шел в кильватере «Востока» на надлежащем расстоянии, то действовал по моим сигналам с желаемым успехом.

— И ни разу не разлучился с флагманом.

— Да, это так, — подтвердил Фаддей Фаддеевич. — Михаил Петрович отличный моряк. Я представляю себе, сколько он, бедняга, натерпелся, постоянно и в шторм, и в плохую видимость поспешая на своем тихоходном шлюпе за «Востоком». За это ему честь и хвала!

— То-то он так радовался, когда вы пошли порознь, — напомнил Андрей Петрович.